А дальше было как в учебном фильме по боевому самбо. Я ушел с линии атаки, захлестнул умелым хватом руку с ножом, сделал резкое круговое движение — послышался хруст. А потом — локтем в челюсть, коленом в голову.

Готов. Лишь бы не убил.

Тут, наконец, к нам пробрались охранники.

— Стоять! Полиция! — протрубил я как африканский слон и продемонстрировал удостоверение.

— Что за война? — осведомился охранник.

— Патруль вызывай, — прикрикнул я. — Тут преступник в розыске.

Я связал гончую его же ремнем. Охранники оттащили его в служебное помещение, и опять загремела музыка. Веселье не должно прерываться. О конфликте моментально забыли.

Вскоре возникла патрульная машина. Ознакомившийся с моим муровским удостоверением патрульный кивнул на приходящего в себя фанатика:

— Куда его? В больницу или контору?

— В какую больницу?! Это особо опасный. В контору.

— Группу будем вызывать? Осмотр по нападению на сотрудника при исполнении.

— Забудь, лейтенант. Ни к чему лишняя писанина.

Патрульный понимающе кивнул.

Не успели полицейские кинуть гончую в «обезьянник» и вызвать доктора, как приехал фургон с операми ФСБ.

— Наш человечек, — объявил подтянутый образцовый майор в длинном черном плаще.

— Он задержан за хулиганство, — начал ерепениться дежурный по отделу полиции.

— Даже так, — удивился майор и сделал один звонок.

Через минуту дежурному позвонил заместитель начальника окружного управления внутренних дел и выдал ему что-то крайне неприятное.

— Забирайте, — произнес дежурный с кислым видом.

— Поверь, капитан, не нужен он тебе, — усмехнулся майор.

Очередная гончая отправилась к нашим потрошителям. Не думаю, что те выдавят из него много информации, но каждая ниточка ложилась в общее полотно.

Через день я приехал на вторую площадку — базу под Москвой, где меня уже ждал в своем кабинете Куратор.

— Поработали с этим паскудником, — проинформировал он.

— И как они на меня вышли?

— Случайность, от которой никто не застрахован, — отмахнулся Куратор. — Столкнулся с тобой нос к носу в ночном клубе, и сработала вложенная программа на уничтожение… Кстати, чего ты там делал?

— От тоски подался.

— О, по работе соскучился.

Я пожал плечами. А потом спросил:

— Как он меня узнал?

— Вот. — Куратор вытащил из ящика стола бумажку в половину стандартного листа.

На цветном принтере была распечатана моя морда.

Я внимательно посмотрел на изображение. И откуда оно у них, интересно?

Фон не просматривается — где меня снимали — непонятно. Но снимали на улице. Скорее всего, изображение с наружной камеры, но очень качественной, такие на подъезды не цепляют… Я в темной куртке. Надевал ее не так много раз. Когда и где?

Я попытался вспомнить. И поймать ускользающую мысль.

И вспомнил!

— У меня есть еще один объект для отработки, — объявил я Куратору.

— Излагай, майор.

Шуршала дорогая и сложная система кондиционирования, поддерживавшая в помещении комфортную температуру и влажность. Атмосфера в комнате для допроса соответствовала седьмому уровню конфронтации — то есть почти доброжелательному разговору.

Человек, сидящий напротив меня и Куратора, давно уже прекратил сопротивление. Сперва с ним поработали методами психологического взлома, но он и в самом начале не слишком упирался.

Психологи, как только увидели объект, отметили, что в его личности присутствует внутренний разлом. А разломы фатальнее всего проходят по камням — твердость духа и убеждений при определенном нажиме дает такие трещины, что мировоззрение и устои раскалываются и рассыпаются в труху.

Этот человек подошел к такому разлому. А мы ему еще и помогли. И теперь он отвечал на вопросы.

— Они перешли на сторону зла, — сказал он. — И я больше не хочу в этом участвовать.

Черты его лица обострились, лоб прорезала морщина. Но в голосе звенела стальная убежденность.

— Еще раз изложите суть проблемы, — потребовал Куратор.

— Думаю, вы знаете, что Россия была в свое время объявлена главным препятствием к трансформации существующего мироустройства. Некие особенности русской цивилизационной матрицы входят в непримиримое противоречие с основами Нового порядка. Россию было решено списать, что и было блестяще проделано в девяностых годах, но по ряду причин не доведено до конца.

— Кто это решает? — спросил я.

— Трудно сказать. Знаменитые финансовые фамилии, группировки в Ватикане, потомственные аристократы, тайные ордена — они лишь стороны одного явления. Кто стоит за трансформацией цивилизации, я не знаю. Хотя теперь начинаю подозревать.

— Кто?

— Сам сатана. Или нечто, вполне заменяющее его.

— Обычно в материальном мире имеется конкретное воплощение темных сил, — снова подал я голос.

— Имя ему Легион.

Я понял, что развивать богословскую тему бесперспективно. Ладно, с религиозными воззрениями допрашиваемого разберемся потом.

— С середины восьмидесятых ведется массированная психологическая и духовная экспансия в отношении России, — продолжил пленник. — Секты, псевдодуховные практики. Культурная агрессия, направленная на уничтожение базовых культурных кодов. Целенаправленное оскотинивание людей при помощи подконтрольных СМИ путем внедрения новых стереотипов мышления и морали. Все это сработало. Вы должны видеть, как опустился ваш народ, некогда сломавший хребет всем оккупантам… Но этого мало. Это программа на десятилетия, она пассивная, она как вода, точащая постепенно камень. Для активного взрывного воздействия на социум был разработан проект «Невод».

— Откуда такое название?

— Помните, что Господь сказал Апостолам? Ловили рыбу, а будете ловцами человеков. Этот невод на людей… Выявлялись представители социума, подверженные психокодированию. С ними проводилась определенная работа по трансформации психики. Например, телевизионные сеансы гипнологов в начале девяностых были посвящены одному — усилить чувствительность людей к внушению. Такие эксперименты еще не проводились в подобных масштабах, когда большинство населения подвергалось гипновоздействию.

— И как результат? — полюбопытствовал я.

— Превзошел все ожидания. Внушаемость у большинства населения Российской Федерации повысилась, а у некоторых категорий достигла патологических величин. Все эти методики прорабатывались не одно столетие. Они не могли не сработать.