Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты чего застыл? — окликнул Борьку Борис. — Работай давай, до тренировки на полосе два часа осталось. Хотя, — он недовольно махнул рукой с ножом, — с тобой все равно проиграем.
— Ну, так и идите без меня, — обиделся Борька.
— И пошли бы, только капитан Грант не разрешит.
Понятно. Тоже, значит, чтобы Борька сразу стал «стареньким».
Но, между прочим, неизвестно, кто там и что проиграет на этой загадочной полосе, а картошки Борька в итоге начистил ничуть не меньше, чем Борис. Вот так-то.
4. А ЧТО У ВАС, РЕБЯТА, В РЮКЗАКАХ?
Все сорок человек стоят, выстроившись квадратом. Посередине — инструктор Коля с мегафоном в руках. В ногах у каждого лежит рюкзак. Пока пустой. А рядом — вещи, которые в нем необходимо разместить. Спальный мешок, одежда, сменная обувь, пакеты с крупами и мукой, банки с тушенкой, буханки хлеба, котелки и штыри от палаток… Занятия по укладке. Была такая старая загадка про то, как переправить на другой берег в одной лодке волка, козу и капусту… Вот и здесь нечто похожее.
— Внимание, — говорит Коля в мегафон, — напоминаю принцип укладки. На спину — самое мягкое. В середину — самое тяжелое, затем — самое хрупкое.
В арифметике есть такое правило: от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Но в лагере капитана Гранта, как видно, арифметика не в почете. Ну, допустим, с мягким понятно. Но от того, пойдет ли вниз свитер, а наверх — пакет с мукой или, наоборот, вниз — мука, а наверх — свитер, рюкзак все равно ни легче, ни тяжелее не станет.
— Начали! — командует Коля.
Самое мягкое — это, естественно, спальный мешок. Он и должен ложиться на спину. Но у Борьки почему-то спальник становится комом и занимает весь рюкзак, да еще и край наружу торчит. Борька наваливается на рюкзак всем телом, вминает в него край спальника, запихивает ботинки и свитер. Пакет с мукой не выдерживает перегрузки и лопается. Нужно было, оказывается, засунуть его в целлофановый мешочек, тогда не страшно. А сейчас все содержимое пакета высыпается в рюкзак. Свитер, ботинки, спальник — все белое.
Борька во втором отряде оказался самым длинным и поэтому стоит на левом фланге. А рядом с ним — Оля, самая маленькая по росту в первом отряде. У нее необычная фамилия — Озерная. Оля уже все уложила и затянула шнурок. Рюкзак — как на картинке. Девчонки вообще большие аккуратистки. А сам Борька — человек не очень аккуратный. Он и тетрадок не любит, исписанных ровным, красивым почерком без помарок, хотя сдувать из таких тетрадок, конечно, удобнее, чем, скажем, у соседа по парте Тольки Гладышева, который сам не всегда понимает, что у него написано. И вообще, аккуратизм Борьку раздражает. Но смотреть, как Оля четко и сноровисто укладывала рюкзак, — одно удовольствие. Может быть, потому, что Борьке приятно смотреть и на саму Олю.
Раньше Борька на девчонок вообще особого внимания не обращал. Если бы они все были такие, как у них в доме Ирка из тридцать седьмой квартиры, то другое дело. Она и в прятки лучше всех ребят играла — ни за что не найдешь, и на пруд за троллейбусным парком с начала мая с ними купаться бегала, и таблички «С собаками не ходить», которые Анна Марковна понатыкала во дворе, вечером вместе с Борькой и еще одним парнем сдирала — не побоялась. А в классе девчонки только шушукаются да хихикают. И нарочно визжат, когда на перемене к ним близко подойдешь, даже если ты вовсе и не собирался их трогать. А когда у них дни рождения, обязательно устраивают танцы. Как будто без этого нельзя обойтись!
Но несмотря на все это, Борька в сентябре все же умудрился влюбиться в Нинку Гридневу. То есть он сначала об этом и сам не подозревал — просто возился на перемене все время там, где была Гриднева, и обязательно старался сделать так, чтобы тот, кого от толкал, отлетел в ее сторону или сам в нее врезался. Потом вдруг оказалось, что домой можно ходить и мимо Нинкиного дома. Правда, получалось чуть длиннее, но зато дорога интереснее. Но однажды по пути домой из школы Борька вдруг взял у нее сумку — Нинка уже год вместо портфеля ходила в школу с красивой сумкой с массой молний и надписью «Адидас» на боку. Борька взял сумку, прошел с ней несколько метров, и тут до него наконец дошло, что это значит. Он влюбился! С этим фактом оставалось только смириться. На следующий день Борька молча забрал Нинкину сумку у самых школьных дверей. А когда они дошли до подъезда, Нинка вдруг спросила:
— Слушай, Лисовский, а ты когда-нибудь целовался?
Вместо того чтобы достойно ответить на этот явно провокационный вопрос, Борька вдруг покраснел и невнятно забормотал что-то насчет домашнего задания по истории, в котором он не разобрался. Справедливости ради надо сказать, что историю Борька знал лучше всех в классе, и Нинка, конечно, знала, что домашних заданий по истории он отродясь не делал.
— Пойдем ко мне, я тебе сейчас объясню, — сказала Нинка Гриднева ангельским голоском. — Родителей как раз дома нет…
В последующие два часа они так усердно занимались историей, что у Борьки даже губы чуть припухли. Домой он шел ужасно гордый, чувствуя себя очень взрослым и знающим цену жизни человеком. А на следующий день в классе все девчонки дружно уставились на него с таким нескрываемым любопытством, что Борька понял: разболтала. С одной стороны, внимание было лестно, но с другой — стало абсолютно ясно, что человек Нинка ненадежный. И Борька ее быстро разлюбил. Конечно, это только так говорится — «быстро». На самом деле Борька страдал потом почти целую неделю. Но к концу четверти воспоминания о скоротечном романе выветрились у него из головы. И когда зимой Борька увидел на улице Гридневу и Алика Подошьяна с ее сумкой в руках, то никакой сердечной боли не почувствовал.
Но одно дело Нинка Гриднева: за семь лет учебы в одном классе в кого угодно можно влюбиться! А с Олей Озерной они пока и двух слов друг другу не сказали. Борька даже фамилию ее случайно услышал. Девчонка как девчонка. Волосы каштановые, в «конский хвост» закручены (Нинка так же ходила), роста маленького, а глазищи — в пол-лица. Но
