Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Научусь, — твердо сказал Борька. — Там наверняка кто-нибудь играет.
— Когда научишься, тогда и поговорим. — Мама была непреклонна, и гитара вылетела из списка вслед за спальником и палаткой. Вместо Борькиного мама составила в результате свой список, куда менее романтический. В него вошли: носки простые, носки шерстяные, майки, рубашки, свитер, куртка и многое, многое другое, о чем даже писать неинтересно. И еще туристские ботинки.
— А это еще зачем? — удивился Борька. — В кедах куда удобнее.
— Не знаю. Сказали, обязательно. И еще «Дету» от комаров и штормовку.
И как это Борька сам забыл про штормовку?! Без зеленой брезентовой куртки с капюшоном и турист не турист.
Ботинки заняли одну половину новенького рюкзака. Штаны, свитер, штормовка, майки, носки и прочее — другую. В последний момент мама вспомнила про миску, кружку и ложку. Их удалось запихнуть в карман рюкзака. Больше в него не мог бы влезть даже носовой платок. Так что в походе палатки, спальники и продукты придется, видимо, нести кому-то другому.
Ну все. Присели на дорожку. Сейчас мама скажет: «Смотри не простудись!» — и в путь. Это она говорит всегда, даже если Борька собирается в кино через дорогу.
— Смотри не простудись! — сказала мама.
В результате первого же шага, сделанного Борькой от дверей собственной квартиры, он шарахнул рюкзаком по лестничным перилам. Новенький котелок, притороченный к заднему клапану, непонятным образом отцепился от собственной дужки и поскакал вниз по лестнице.
Борька хотел было его догнать, но с рюкзаком не очень-то разгонишься. Так они и прыгали со ступеньки на ступеньку: впереди с ужасным грохотом котелок без дужки, а за ним Борька с рюкзаком.
Анна Михайловна из восьмой квартиры выглянула на шум и, увидев Борьку, возмущенно сказала:
— Не стыдно тебе? Ведь взрослый уже парень!
Борька хотел было ответить, что стыдно должно быть не ему, а тем, кто делает такие хлипкие дужки, но Анна Михайловна уже закрыла дверь. Борька сильным пинком отправил остановившийся наконец, но совершенно бесполезный теперь котелок в угол под лестницей, а сам отправился навстречу неведомой судьбе.
— Это даже хорошо, что так получилось, — сказал инструктор Коля, когда услышал про неприятность с котелком. И в самом деле хорошо. Автобус, в котором они с Борькой ехали, был забит до отказа. Борька сумел оседлать рюкзак, и можно было даже считать, что у него сидячее место. Колю зажали в тиски две женщины, на которых в сумме приходилось, по Борькиным подсчетам, семь сумок. Две с разных сторон упирались в Колю, одна, по виду самая тяжелая, стояла у него на ногах. Котелок в это пространство уже явно не вписался бы. Но, оказывается, Коля, сказав «это даже хорошо», имел в виду вовсе не дорогу в автобусе.
— Понимаешь, у нас в отряде двадцать человек. И у всех двадцати в походе отличный аппетит. Так что котлы берем соответствующих размеров. Ты ведь не собирался себе отдельные обеды варить, правда?
На лице у Коли было самое серьезное выражение. Но Борька сразу представил себе, как ржали бы ребята в лагере, увидев его с персональным котелком. До конца смены был бы посмешищем! Так что спасибо бракованной дужке.
А народу в автобусе все прибывало. Совершенно непонятно, как в него еще можно было войти, но еще непонятнее, как выходить. Тем более с таким рюкзачиной. Тем не менее выйти удалось. Правда, Борька чуть не вынес на рюкзаке чей-то пластиковый пакет, зацепившийся за карман, но владелица пакета в последний момент успела вернуть свое имущество.
— Может, давай я, — предложил Коля, показывая на рюкзак. Выражение лица у него было по-прежнему предельно серьезным, но Борька сразу догадался, что это проверка, и только улыбнулся в ответ: мы, мол, и сами с усами.
Узкая асфальтовая дорожка — двум автобусам на ней точно не разъехаться — вывела к пионерскому лагерю. Под здоровым щитом с надписью «Маяк» скучали два парня в галстуках и с красными повязками — дежурные. Интересно, почему пионерские лагеря всегда называются или «Маяк», или «Салют»? Два года назад, когда Борька после каникул первого сентября пришел в школу, Колька Агапов с Аликом Подошьяном из параллельного даже поспорили. Один говорит: «Я в «Маяке» отдыхал», и другой в ответ — я тоже в «Маяке». «Ты в каком отряде был?» — «В седьмом». — «Врешь ты все, это я был в седьмом, а тебя там не было».
Чуть до драки дело не дошло. А потом выяснилось, что от одного «Маяка» до другого — километров двести. Начали дальше считать, так оказалось, человек десять в «Маяках» были, и все — в разных. И еще шестеро — Борька в том числе — в «Салютах». От одного этого такая скучища, что ни в какой лагерь ехать не хочется. То ли дело название — «Лагерь капитана Гранта»…
Минут через десять дорога уперлась еще в один пионерский лагерь. Опять забор, ворота, парни с повязками. Ну так и есть — «Салют»! Цирк!
За «Салютом» дороги уже не было. Узкая тропа вела в поле, за которым расстилался густой ельник. Борька вопросительно посмотрел на Колю. А тот гостеприимным жестом показал на ворота «Салюта».
— Прошу. Приехали.
Вот уж действительно — приехали! А как же капитан Грант?
2. БУДЕМ ЗНАКОМЫ
На дощатых помостах выстроились в ряд брезентовые палатки. Армейские — Борька часто видел такие в передаче «Служу Советскому Союзу». Приземистое бревенчатое здание в стороне — столовая. Мачта с флагом. Яма для прыжков, турник. Рядом — стол для настольного тенниса и еще какое-то непонятное бревно на вкопанных в землю столбах. То есть оно вначале бревно, а другой, незакрепленный конец — тонюсенький.
Так выглядел лагерь капитана Гранта, в котором Борьке предстояло жить. Оказалось, что капитан Грант все-таки есть. Это бессменный, со дня основания лагеря, его начальник Грант Александрович Саркисян. На самом деле он, конечно, никакой не капитан, а просто Грант — это довольно популярное армянское имя. Но, услышав про Гранта, все сразу вспоминают
