Таков был Замысел Книг.

Уже на следующий день крайне встревоженный Дежнев сообщил мне, что Маргарита Тихоновна не отвечает на звонки. Взяв в помощь Сухарева, мы втроем помчались к ней, но никто нам не открыл. Бог знает, что передумал я, пока Сухарев сноровисто и бесшумно взламывал дверной замок. Я заранее корил себя, что изнуренная тяжкой болезнью Маргарита Тихоновна не выдержала нагрузки от прочтения Книги Смысла и умерла.

Самые худшие предчувствия не оправдались. Квартира просто была пуста. Тогда мне подумалось, что домой Маргарита Тихоновна так и не попала, если бы не один странный факт, поселивший во мне тяжелые подозрения. В маленькой комнатушке, служившей гостиной и спальней, произошло неуловимое изменение. Я не сразу заметил, какой предмет сбежал со своего насиженного места. Я ощупал глазами комнату. Стена над кроватью топорщилась пустым гвоздем и следом квадратной пустоты. На обеденном же столе прислоненная к графину на латунном подносе стояла фотография еще молодой Маргариты Тихоновны — портрет в деревянной раме. На этом черно-белом снимке она чем-то напоминала актрису Целиковскую. Упругую щеку с ямочкой улыбки, как грубый прозекторский шрам, пересекала надпись: «Алексею, на добрую помять».

Я взял в руки портрет, и чувство горчайшей утраты затопило меня. Разумеется, о Книге Смысла я сожалел только в материальном отношении — за нее наверняка можно было выручить баснословные в громовском мире деньги. Скрытый в ней Великий Замысел подвижничества и связанного с ним индивидуального бессмертия больше напоминал ад. Более того, я даже подозревал, что явление Книги обусловлено таким же разочарованием прежних ее хозяев. Впрочем, поделиться этими мыслями было уже не с кем.

Растерянный Марат Андреевич бормотал:

— По крайней мере, паспорта я не нашел. Еще не все потеряно. Подождем…

Мы покинули опустевшее жилье, и Сухарев аккуратно устранил следы взлома.

Каюсь, мне не достало мужества рассказать широнинцам правду о Книге Смысла, особенно после моего визита в диспетчерскую такси. Наш с Маргаритой Тихоновной заказ был там зафиксирован. Рыжий водитель не собирался таиться и сообщил обескураживающие подробности. Он прекрасно запомнил свою пожилую пассажирку. Она действительно вначале заехала по адресу: Конторская, 21, — попросила машину подождать и вскоре вышла с небольшим чемоданом. Вторым и конечным пунктом назначения был вокзал.

Я заставил себя думать — Маргарита Тихоновна жива и действует на благо читальни.

В ожидании тянулся весь следующий день, но от Маргариты Тихоновны не было ни слуху ни духу. К вечеру слабая надежда на возвращение угасла.

Я, как умел, успокаивал и приободрял широнинцев. Но нет худа без добра — тяжкое потрясение пробудило их от смертно-тоскующей спячки.

На собрании, проведенном у Луциса, широнинцы единогласно проголосовали за побег. В свете минувших событий это звучало предсмертным завещанием Маргариты Тихоновны. Начались хлопотные сборы. Все надо было сделать тихо, незаметно и в кратчайшие сроки. Что имело хоть какую-нибудь ценность — продать. О выгоде никто не думал. В складчину был приобретен вместительный легковой прицеп, закуплены необходимые инструменты, консервы, одежда.

В ночь перед побегом мы снова посетили осиротевшее жилище на улице Конторской. Я хотел захватить подаренный мне портрет Маргариты Тихоновны.

На обратном пути, едва мы вышли из подъезда, я вдруг почувствовал, что за нами следят, и настороженно замер. Опытный Сухарев сразу опустил руку в сумку с инструментами, вытащил гвоздодер и передал мне, сам же взял короткий лом и отвертку. Николай Тарасович, ожидающий нас возле «Нивы», видимо, тоже почуял неладное — в руках у него была увесистая кувалда. Луцис спрятался за машиной.

Кусты, росшие непроходимой стеной вдоль первых этажей, дрогнули, точно от ветра, и на дорожку ступили две мужских фигуры.

Первый мужчина сделал к нам несколько неуверенных шагов.

— Вы от Маргариты Тихоновны? — взволнованно и, как мне показалось, с мольбой в голосе спросил он.

— Допустим… — ответил я, чтобы выгадать время для Дениса, который уже подкрадывался к незнакомцам с тыла.

— Так она дома?! — обрадовался человек. — Господи, мы же вторые сутки караулим! — он уверенно двинулся к нам, словно не замечая Николая Тарасовича.

Неслышный Луцис вынырнул за спинами чужаков и приготовил топор.

— А зачем вы караулите товарища Селиванову? — продолжал я вкрадчивый допрос.

— Вы — Вязинцев, Алексей. Племянник Максима Даниловича, — уверенно проговорил человек. — Вы что, не помните меня? — он шагнул, попадая под косой свет фонаря.

Я определенно где-то видел это худое, изможденное лицо с покосившимся длинным носом.

— Ну как же?! — с горечью воскликнул человек. — Моя фамилия Гаршенин, я из читальни Жанны Григорьевны Симонян. А это, — он указал на соседа, коренастого блондина со шкиперской бородкой, — тоже наш читатель — Евгений Озеров. Я после вашей сатисфакции… — он запнулся, подбирая слово, — гостил у Маргариты Тихоновны. Единственный известный нам адрес. Потому мы и приехали сюда, а больше нам и податься-то некуда.

Тут я узнал его.

— Ну конечно! Вам еще тогда руки поломали. Дмитрий… э…

— Олегович, — с готовностью подсказал человек.

— Что же вы сразу не назвались, — Сухарев дружески хлопнул Гаршенина по плечу. — Николай Тарасович, — сказал он нетерпеливо Иевлеву, — да бросьте вы кувалду. Это свои…

От Гаршенина и стала известна вся страшная правда последних недель. О том, как на собрании региона читальня Буркина, поддавшись угрозам, согласилась платить денежный оброк Совету за право пользоваться собственной же Книгой Памяти — так называемый абонемент, — о чем и была подписана бумага. Этим Буркин рассчитывал спасти своих людей от верной гибели. Симонян категорически отвергла все предложения Совета и вознамерилась покинуть собрание. Дорогу строптивой читальне преградила охрана. Не ясно, кто первым начал драку, сразу переросшую в бойню. Буркин безуспешно пытался остановить кровопролитье и угодил под бьющие без разбора топоры бойцов Лагудова и Шульги.

Попавшая в ловушку читальня Симонян решилась на отчаянный прорыв. Сквозь заслон удалось пробиться пяти читателям, но от погони ушли только Гаршенин и Озеров. Теперь они считались вне закона, и всякая библиотека или читальня были обязаны их выдать.

Беглецы двинулись в Колонтайск. Читальня нового библиотекаря Веретенова сгинула. Гаршенин и Озеров застали хорошо скрытые приметы былого побоища. Из всех колонтайцев выжил лишь один — Сергей Дзюба. Его, беспамятного, похоронили в братской могиле на дне заброшенного котлована. Дзюбе повезло, что утилизацией занимались не профессиональные могильщики Совета — те всегда тщательно инспектировали тела и свидетелей не оставляли.

Дзюба рассказал, как их читальню выманил за город староста региона Терешников, но палаческую работу вершили совсем другие — в Колонтайск тайно вернулись павлики. Совет отдал на откуп мстительному Чахову также Воронеж, Пензу, Кострому и Ставрополь.