— Ты будешь осторожной?

— Если это тебя так заботит, почему ты не останешься или не возьмешь меня с собой?

— Без меня тебе будет лучше.

Себастьян отвернулся.

«Оставь надежду всяк сюда входящий».

Когда Себастьян впервые приехал в Сэкстон-Айверли из Винчестера, где познакомился с творчеством Данте, он понял, что итальянский поэт озвучил его страх. Эти слова можно также было вырезать на фризе гигантского портика.

В течение нескольких недель он получал из Нортумберленда все более настойчивые письма с требованиями вернуться. Он не обращал на них внимания. Но теперь оправдывать свое отсутствие он больше не мог.

Несколько дней в Уоллоп-Холле он был счастлив. Он считал себя чертовски умным, изучил все, что можно было изучить, о протекании беременности у жены и наблюдал за ней. Не только потому, что обещал это Минерве и мистеру Монтроузу, но и потому, что просто был хорошим мужем.

Что он знает теперь? Его опыт не мог подсказать, как сделать женщину счастливой. Диана не хочет видеть его в качестве мужа, да и никогда не хотела. Он также видит, что она в нем не нуждается.

Когда он выехал из Уоллоп-Холла, он почувствовал холод, но вовсе не из-за морозного воздуха. По сравнению с теплотой и уютом дома Монтроузов огромный каменный дом Айверли казался ему еще более, чем прежде, частью ада, самой холодной его частью. Его привезли туда в шестилетнем возрасте, и несколько последних лет он горел желанием вырваться оттуда. Теперь пришло время покориться судьбе.

— Ты уверена, что это будет мудрым поступком? — При разговоре бакенбарды мистера Монтроуза колыхались. — Себастьян сказал, ты собираешься вскоре последовать за ним на север.

Это была выдумка, которой они с Себастьяном воспользовались для разговора с родителями, поскольку те были очень удивлены быстрым отъездом зятя.

— Это было вчера. А сегодня уже наступило «вскоре».

— Не понимаю. Что за срочность, если у него нет времени тебя сопровождать?

— Я уже объясняла, что поеду короткими отрезками, а Шанталь присмотрит за мной. Я найму сопровождающего в Шрусбери, поэтому у тебя нет ни малейшей причины для беспокойства.

— Уильям, оставь ее в покое, — сказала его супруга. — Она беременна, а не на смертном одре. Если, женщина в положении, это не значит, что с нее нужно пылинки сдувать.

Мать Дианы восприняла новость о беременности дочери довольным смешком и тут же вывалила массу информации о беременности лошадей.

— Женщина принадлежит мужу, а не родителям, — высказала она мнение, которое едва не заставило Диану поменять решение и вместо Нортумберленда отправиться в Лондон.

Но, поразмыслив, она согласилась с матерью, и они с Шантадь сели в карету, почти не взяв с собой багажа, кроме всех шуб, которые были с ними, и в тумане конца декабря тронулись в сторону морозного севера.

Диана не хотела, чтобы Себастьян избегал ее до конца беременности, а может быть, и после. Если они хотят, чтобы из их брака, который начался при сложных обстоятельствах, что-то получилось, они должны жить в одном доме.

Серые тучи неслись по небу, как волны океана в шторм, когда карета миновала въездные ворота и оказалась на широкой дороге, вдоль которой не росло ни деревца. Диана, не испугавшись холода, выглянула в окно. И если у нее перехватило Дыхание не из-за сильного ледяного ветра, дувшего с Северного моря, то уж точно от первою же взгляда на ее новый приют. Такого огромного здания она в жизни не видела. Герцогский дворец в Мэндевилле показался бы карликом на фоне Сэкстон-Айверли.

Высокий центральный блок с массивным фронтоном и колоннадой доминировал над крыльями, которые напоминали крылья не только в архитектурном значений этого слова. Дом был похож на исполинского стервятника: темного, зловещего и готового камнем обрушиться на жертву.

У нее возникло впечатление, что она бредит и находится не в реальном мире, а стала героиней романа. Это впечатление усилилось, когда она через дверь, годящуюся для соревнований великанов, вошла в помещение, предназначенное как будто специально для того, чтобы лишить ее остатков духа. Это был трехцветный зал с рядами темных римских колонн, едва видимых в сгущающихся зимних сумерках. Ни ковра, ни гобеленов или картин, ни позолоты — серо-стальной камень арок и сводчатого потолка. Сэкстон-Айверли был построен не более ста лет назад в классическом, а не готическом стиле, но Диана видела более старые замки и разрушенные монастыри, которые выглядели намного уютнее.

Стоял жуткий холод. Когда дверь с лязгом закрылась, хотя бы перестал ощущаться дувший со стороны моря ветер. Но теплее не стало.

— Я леди Айверли, — сказала она лакею, который открыл дверь. — Пожалуйста, сообщите его сиятельству, что я приехала.

Слуга, молодой парень, который был одет в такую же старомодную ливрею, что и лакей в доме на Сент-Джеймс-сквер, что-то ответил. Диана не разобрала что. Он говорил с акцентом или на местном диалекте, настолько сильно выраженном, что Диана не поняла ни слова. По его лицу она догадалась, что слуга тоже ее не понимает.

— Может, вы позовете управляющего? Или дворецкого? Или экономку? — медленно и четко произнося слова, предложила она.

Он кивнул на слове «дворецкий», сказал что-то похожее на «мистер Хедли» и удалился.

— Боже милосердный, — переходя на шепот, начала Шанталь то ли молитву, то ли божбу.

Диана думала, что она продолжит, но ее упрямая служанка промолчала.

У них оказалось достаточно времени, чтобы продолжить осмотр. Довольная, что тепло одета, Диана заметила, несмотря на сгущающуюся темноту, что зал имеет совершенные пропорции. При свете сотен свечей или солнца, проникающего сквозь высокие окна, здесь было бы восхитительно. А тем временем холод от черно-белого мраморного пола начал проникать сквозь подметки.

Наконец, прихрамывая, в белом парике и наряде, который носили пятьдесят лет назад, в зале появился старик слуга.

— Миледи.

Когда он отвешивал поклон, Диана испугалась, как бы он не потерял равновесия.

— Мы не ожидали вас, — сказал он тоже с сильным акцентом, но все-таки его можно было понять.

— Должно быть, мое письмо задержалось. Пожалуйста, сообщите его сиятельству, что я приехала, — повторила она.

— Его сиятельства нет в доме. Он на шахте. — По крайней мере Диана подумала, что он сказал именно это. — Меня зовут Хедли. Я здесь дворецкий.

— Хедли, вы долго служите в Сэкстон-Айверли?

— Шестьдесят лет, пятьдесят дворецким.

— Вы должны много знать об истории дома, и я бы с удовольствием послушала ваши рассказы. А сейчас отведите меня, где потеплее. Я побуду там, пока подготовят мою спальню.

Диана помнила, что дядя Себастьяна, предыдущий виконт, никогда не был женат. В доме десятилетия не было хозяйки.