Печально булькала, пуская кислородные пузыри. Пузыри медленно всплывали к поверхности водного контейнера. Рыбка смотрела на Эрнеста Самуиловича не мигая.

«Да отвяжись ты, чтоб ты утонула!» – процедил Эрнест Самуилович.

Золотая рыбка послушно пошла ко дну.

Эрнест Самуилович с наслажденьем зевнул и уснул до вечера.

Черт, он как человек…

Выпьет, с хорошим хозяином за компанию, и у него (у шакаленка) язык так и чешется о своем житье-бытье поговорить. Пожаловаться, так сказать, на свои жизненные обстоятельства родственной душе. И его, плешивого, тогда просто шашлыком не корми, а дай только почесать свое муравьедово рыльце о милый рожкам забор. (Бывает, таких дел с пьяных глаз понахрюкает, что и вспоминать не хочется.)

И он давай лопотать, он давай перещёлкивать, пересчитывать, грызть хозяина, как арахисовые орешки, и все этой жизни припоминать; и он это, конечно, с энтузиазмом; у него в такой момент наступает жажда справедливости. «Энтузиазм» у черта наступает чисто по-человечески: изумление перед несправедливостью жизни.

И он давай всему изумляться: «Почему тут, – он спрашивает, – так? – а тут почему вот эдак?» – Мол, у него один к этой жизни только такой вопрос: «Почему?»…

А потом, оказывается, у него не один вопрос «Почему?», а где первый, там и все тридцать четыре.

И все лезет этот опуполь к человеку, с этими своими вопросами…

Это, сами знаете, как случается: «Тут почему?», «Там почему»….

…И набирается, бывает, как июньских мух, на липкую ленту…

И вот, на все эти чертовы вопросы у человека обыкновенно не хватает терпения, и он (человек) уже к третьему «почему?» сам начинает интересоваться таким очевидно несправедливым вопросом, и ему требуется срочно ответ хотя бы на одно «почему?».

– Почему (это мы, к примеру) у Кобылина жена красивая, дети отличники, теща в другом городе живет, машина, дача, а у меня жена кикимора? – спрашивает у черта человек. И ему, конечно, за все эти высказанные сгоряча факты делается обидно. Действительно, чем этот человек хуже какого-то там Кобылина? Почему он живет с кикиморой, а какой-то (неизвестно, что он еще за фрукт, Кобылин) с Василисой Прекрасной?

– А! вот видишь! – отвечает человеку на это черт. – А я тебе о чем целый час толкую?! Это я тебе еще, между прочим, не говорил, что Кобылину в прошлом месяце премию по результатам финансовых отчетностей дали. Пятьдесят тысяч рублей, между прочим…

– Да ты что?! Как это так может быть? – конечно, поражается человек. – По каким это еще таким результатам? Эта же собака Кобылин ни черта лысого в финансовых отчетностях не смыслит! Все я за него составляю! Какая ему может ни с того ни с сего выйти премия?

– Ну, ты это, знаешь, какая-никакая, а она таки вышла, пятьдесят тысяч рублей, по результатам финансовой отчетности, – трындит свое черт.

– А мне тогда почему ничего по этим результатам не дали?

– А я тебя о чем спрашиваю? Я тебе о чем говорю? Ты его жену видел?

– Да видел я его жену. Красивая, что уж…

– Жена-то, – говорит тогда черт, – это я, конечно, с тобой согласен, она у Кобылина дамочка ничего себе, но до любовницы ей далеко…

– Что?! Как?! У него разве и еще любовница есть? – совсем поражается человек, и у него на душе уже начинают скрести «кошки с собаками».

– Есть, как не быть… (это, мол, только у тебя, дурака, моль в свитере шалаш свила, а у Кобылина все есть, как у нормальных людей).

– Не может быть! Ты со мной лучше так не шути! Зачем Кобылину любовница, когда у него такая жена?! – не верит человек черту, а черт ему на это:

– Это только тебе, лопух, кроме твоей кикиморы никого не надо, а Кобылинская любовница, Ленка из шестого бухгалтерского…

– Это какая такая Ленка из шестого бухгалтерского?.. Неужели та востроносенькая?.. (Разумеется, самая хорошенькая из всего бухгалтерского, не Ленка, а мечта, можно сказать, Клаудия Шиффер.)

– Кому востроносенькая из шестого бухгалтерского, а кому любовница… – подтверждает черт.

– Ах ты-ж, шишки-мышки! Ах бабкин лес! – совсем кошатится человек. – А я-то лопух! А я-то лапша! А я-то ворона…

– А я тебе о чем?! – говорит черт. – Несправедливо!

И тут, разумеется, у человека сам собой возникает тоже вопрос «Почему?!».

– Почему? – спрашивает этот бедняга сквозь слезы. – Почему я не Кобылин? – вот что спрашивает он.

И тут (нет, мы не возражаем, что все это, конечно, происходит, так сказать, «образно говоря»)…

И тем не менее, если позволите, мы продолжим…

И черт в ответ на такой вопрос сама растерянность, его пятачок выражает недоумение, от этого несоразмерного жизненного распределения: ведь это, извините, в самом деле! От чего такая несправедливость к людям, что один Кобылин, а другие все нет?!

И тут эта хитрая пронырливая бестия делает поникшему собеседнику задумчивый вид, и у черта вся его морденция выражает умственный процесс, и с пару минут они оба сидят как у счастья на поминках, в этой самой своей задумчивой неразрешимости, как вдруг…

Черт как треснет человека по голове копытцем! Хрясть! И пока у того перед глазами кружатся звездочки, черт ему говорит:

«Ба! Дружище! И как мне это только прежде в голову не пришло!» (И опять собеседника хрясть копытцем.)

«Что же это мы тут с тобой сидим, дурак с дураком, носы на соплях повесили?!» – «Ведь я (пустая моя утроба) знаю, как тебе помочь! Ведь это ровно ничего мне не стоит тебе помочь! Вообще, короче, друг, не проблема, и мне это станет раз плюнуть!»

Тут человек, конечно, к черту, как да что? – пусть, уж поскорее рассказывает, что придумал.

Черт говорит: «Только ты это, ты имей прежде в виду, что я все это по старой дружбе… Ведь ты мне друг?»

Человек, конечно, отвечает: «Да друг, конечно, а кто же еще? Что ты меня с пьяных глаз уже и не узнаешь, что ли?»

А черт отвечает: «Да я-то тебя узнаю (например, Вася), чего мне? А вот ты меня узнаешь ли?..»

Этот Вася отвечает: «Узнаю, конечно! Ты Вася!»

Черт тогда: «И верно, узнаешь! Правильно ты это сказал, я Вася…»

Но ты еще на всякий случай мне скажи, как будет моя фамилия?

«Пусякин…» – отвечает черту (например, Пусякин).

Черт тогда опять собеседника копытцем (это он, сами понимаете, от переизбытка чувств)! «Видишь, – радуется, – Вася, как это все у нас здорово оборачивается: ты – Вася, я – Вася! Родственные мы с тобой, Вася, души, можно сказать, „из одного теста теща да невеста“! Я за тебя, например, тезка, самому черту душу готов продать…»

И этот балда, конечно: «Я, мол, тоже запросто!»