Она не могла оставаться в этой комнате ни минуты и подумала, что должна сказать Алексу правду, пока не произошло что-то еще более ужасное.

Алекс вызвал Уоттена.

– Таинственный враг вновь нанес нам удар. Подготовь комнату для гостей и распорядись, чтобы здесь убрали.

– Хорошо, сэр.

– Ты, конечно, не видел, чтобы кто-то входил в эту комнату?

– Нет, милорд, но я могу спросить у служанок. Возможно, кто-нибудь из них что-то видел.

– Спасибо, буду очень признателен. – Однако Алекс не сомневался, что никто ничего не видел. В этот вечер в доме было слишком много шума и суеты. И никто бы не обратил внимания на гостя, поднимающегося наверх, чтобы освежиться или привести в порядок костюм.

Фактически было два реальных подозреваемых, и они этим вечером вновь очернили Франческу. Да и эти загадочные намеки Филиппы... Она в последнее время казалась взвинченной, словно ходила по острию ножа.

Алекс давным-давно знал, что Филиппа его добивается. Это была грустная история, но он нисколько не жалел Филиппу, не сочувствовал ей. В браке с Маркусом есть свои плюсы и минусы, и она должна нести этот крест.

Но Филиппа настолько ненавидит Сару, что вполне может попытаться запугать ее. И, скорее всего это была Филиппа, потому что у Джудит не хватило бы сил так орудовать ножом.

Или все же это она? И кто знает, на что способна его мать в припадке яростного гнева? Эта мысль ужаснула его, впрочем, не больше, чем разгром в комнате.

– Пойдем, комната для гостей готова. Агнес должна принести туда чай.

– Правда? А как я смогу заснуть, зная, что кто-то в этом доме так ненавидит меня?

– Я думаю, ты сможешь все, что угодно. Ты же смогла сегодня.

Она открыла рот, чтобы признаться ему, и снова закрыла его.

– Мне нужна ночная рубашка. Мне нужно побыть одной. Я должна уехать.

– Нет. Никакого уединения. И ты никогда не уедешь отсюда. А ночную рубашку тебе принесут.

– Тогда скажите мне, когда закончится эта наша договоренность?

– Моя дорогая Сара, вряд ли та сумма, которую ты имеешь, может удовлетворить твою алчную душу.

– Напрасно вы так думаете, – пробормотала она. – Я не хочу умирать.

– Если бы я оставил тебя в Берлине, ты бы умерла, – сказал он, пристально глядя на нее.

– Да, – сказала она, – Сара Тэва определенно бы умерла.

– Почему? – резко спросил он.

Она посмотрела на него темными, холодными, бездонными глазами.

– Я была больна, милорд, или вы забыли? В пансионе жила женщина, которая помогала мне. Я могла бы умереть.

– Ты не это имела в виду.

Она долго и задумчиво смотрела на него, в душе упрекая себя за неосторожность. А может, она и хотела, чтобы он заметил ее оговорку. Она разрывалась между желанием прижаться и стремлением пройти путь до конца и ответить за последствия.

– Если бы вы не приехали, – наконец сказала она, – я бы никогда больше не танцевала.

– А что бы ты делала? – с любопытством спросил он. Существовали такие вопросы, на которые у нее не было ответов. И она слишком устала, чтобы думать.

– Ты продолжала бы работать на Кольма, не так ли? – спросил Алекс. – Ты все равно приехала бы в Англию, как только он передал бы тебе содержимое черной шкатулки.

Опять Кольм. Каждый раз, когда она думала, что наконец избавилась от лжи Сары, Алекс вновь упоминал о Кольме. Это не ее Кольм. Нет, не ее.

– Ну, право же, милорд. Вы видели, что осталось от моих костюмов. Я не могла бы спрятать там даже иголку, не то, что ваши таинственные бумаги. И почему вы все время говорите о них? Он ведь так и не появился.

– Он пришел бы, – пробормотал Алекс. – И, возможно, пришел, когда мы уже уехали.

– Так, может, он сам привез в Англию эти несчастные бумаги?

Алекс раньше не задумывался о такой возможности. Кольм, несомненно, знал, куда отправилась Сара. Почему же он не попытался связаться с ней? Потому что это было опасно, и в определенных кругах Кольма слишком хорошо знали. И он не мог быть уверен в преданности Сары.

Потому что Алекс, как никто другой, понимал, что Сару Тэва можно купить.

– Возможно, – ответил он. – Но, видимо, он не стал так рисковать. Прошу сюда. Комната в передней части дома.

– Комната для гостей, вы сказали.

– И ты – моя гостья.

– Вы хотите сказать – ваша пленница.

– Не будем пререкаться. А, все уже готово. Выпей чаю.

Эта комната, поменьше и поуютнее покоев Алекса, располагалась в передней части дома, слева от лестницы. Стены были отделаны штофом с вытканными на нем розами; мебель из красного дерева, как и в комнате Алекса: туалетный столик, умывальник, кровать с балдахином и скамеечкой в изножье. У камина – два стула и стол, который можно использовать и для работы, и для чаепития. Сейчас там стоял дымящийся чайник, принесенный Агнес.

Шелковые шторы были зелеными, в тон листьям на обоях. Шторы, покрывало и подушки на стульях отделаны золотистым шелковым галуном.

Здесь тоже была гардеробная, но не такая просторная, как у Алекса, полки встроенных шкафов пустовали. Лишь на вешалке сиротливо висело траурное платье; внизу было аккуратно сложено нижнее белье и ночная рубашка из цветастого муслина. В уголке приютился ее чемодан, в котором остался единственный костюм Сары – атласный пояс и лиф – память о карьере Сары Тэва.

Алекс налил в чашку чая и передал ее Франческе.

– Здесь ты будешь в безопасности.

– Еще бы, при таком неусыпном наблюдении, – сказала она, добавив сахару, размешав его миниатюрной серебряной ложечкой и сделав небольшой глоток.

Скажи ему сейчас. Сколько можно жить в этой лжи ?

Момент был вполне подходящим...

Франческа чувствовала себя такой незащищенной, испуганной. А Алекс казался неустрашимым. Даже когда вокруг царил полный разгром.

Она подняла голову и взглянула на него.

– Алекс...

Столько граней было в Саре, столько лиц, что он никак не мог соединить их в одно целое. Она была сейчас такой нежной, такой женственной, неуверенной в себе. Куда девалась та высокомерная, соблазнительная, невозмутимая роковая женщина?

И Алекс, несмотря на всю его осторожность, потянулся к ней.

– Мне нравится, когда ты называешь меня по имени... – пробормотал он.

Она спохватилась.

– Милорд...

– Слишком поздно. – Он обхватил ладонями ее лицо. – И мне нравится, когда ты слегка растеряна.

– Любой бы растерялся, увидев свою постель изрезанной. Или для вас это привычно?