Естественно, что понемногу, далеко не сразу, у Александры Федоровны тоже народились недобрые чувства к петербургскому обществу, и в этом кроется одна из причин, если не главная, того, что она обернулась к русским народным массам и в них искала сочувствия, которого петербургская знать ей не выказывала.

Мало того, на этой же почве появилась у Государыни, принявшая со временем определенный болезненный характер, мнительность по отношению к людям. Едва ли не большинство царской семьи и общества превратились в ее глазах в ее личных коварных врагов. Малейшая критика ее слов и действий или хотя бы непризнание ее абсолютной мудрости являлись в ее глазах неопровержимым признанием вражды к ней. Тем большим доверием, тем большей симпатией пользовались те, кто соглашался с ее предположениями, восхвалял ее решения, умело высказывал ей безграничную преданность. Под этим же влиянием развивается у Государыни и падкость к лести.

Не подлежит сомнению, что уверенность императрицы в незыблемой прочности самодержавного строя в России построена на убеждении, что простой народ, русское крестьянство, обожает своего монарха. В этом убеждении ее поддерживали и главари «Союза русского народа»{244}, забрасывавшие ее телеграммами от имени каких-то фантастических, не то десяти, не то двадцати пяти тысяч отделов этого «Союза».

Руководители «Союза» вводили в заблуждение и самого Государя. Так, однажды, на докладе Родзянко по поводу его указаний на растущее недовольство в народных массах, Государь ему сказал: «Это не верно. У меня ведь тоже есть своя осведомленность, – и, указав на лежащую у него на столе объемистую пачку бумаг, прибавил: – Вот выражения народных чувств, мною ежедневно получаемые: в них высказывается любовь к царю».

Как было Николаю II и Александре Федоровне не верить этим заявлениям, когда при каждом путешествии вглубь России несметные народные толпы с неподдельным восторгом встречали и провожали царскую чету, когда в Костроме, при посещении царской семьей колыбели их рода, в год трехсотлетия царствования Дома Романовых, народная толпа в истерическом восторге бросилась вслед за отходящим от пристани царским пароходом прямо в Волгу (благо берег ее был отлогий, а глубина незначительная)? Когда не далее как месяца за два до революции императрица в Новгороде была вновь свидетельницей вызванного ее приездом народного восторга? Сопровождавшая ее в этом путешествии А.А. Вырубова не преминула при этом заявить: «Ну, что скажут теперь, после этого приема, думские болтуны?» – а императрица, со своей стороны, подчеркнула то обстоятельство, что ее встретили с пышными адресами представители и местного земства, и городского самоуправления, причем добавила: «Как врут те, которые утверждают, что Россия меня не любит!»

Чтобы выяснить первопричину того холодного, если не враждебного отношения, которое Александра Федоровна встретила как при русском дворе, так и среди петербургского общества, надо вернуться к тем обстоятельствам, которые предшествовали ее браку с русским императором.

Молодая принцесса Алиса Гессенская, потеряв в 8 лет от роду свою мать, воспитывалась у бабушки, королевы Виктории{245}, в Англии. Уже 14-ти лет, в 1884 г., попадает она в Россию, где гостит у своей старшей сестры, великой княгини Елизаветы Федоровны. Здесь молодая экзальтированная девушка впервые знакомится с русской церковной службой. После холодного по обстановке протестантского богослужения торжественность православного церковного обряда с его в душу проникающими песнопениями производит на нее чарующее впечатление. В том же направлении влияют на нее и те военно-церковные торжества, которыми русский императорский двор отличался от всех западноевропейских королевских дворов. Торжества эти в России, отличаясь исключительной азиатской роскошью, сохранили вместе с тем отпечаток московского периода русских царей, когда власть мирская и власть церковная, переплетаясь и взаимно друг друга пополняя, составляли единое целое.

Это должно было особенно пленить мистически настроенную девушку. К тому же случай захотел, чтобы она впервые познакомилась с обиходом русского императорского двора в день одного из отличавшихся исключительным великолепием больших придворных балов. В обстановке этого бала знакомится она и со своим будущим супругом, юным 16-летним наследником русского престола. Молодые люди, состоящие к тому же в довольно близком родстве (по отцу принцессы они – троюродные брат и сестра), сразу загораются взаимной симпатией. Между ними завязывается детский наивный флирт, вызывающий со стороны других их родственников-сверстников по возрасту обычные в этих случаях шутки и поддразнивания. Однако вся их детская идиллия этим пока и ограничивается. Иной, более серьезный, характер приобретает она при следующем посещении России принцессой Алисой, происшедшем, однако, лишь 5 лет спустя, а именно в 1889 г. В этот приезд принцесса Алиса проводит довольно продолжительное время в Петергофе, уже в качестве гостьи самой царской семьи. Возникшая за пять лет перед тем взаимная симпатия между будущими супругами не только укрепляется, но приобретает характер сильного чувства. Темь не менее никаких дальнейших реальных последствий и этот вторичный приезд принцессы Алисы в Россию не имеет. При последующем приезде принцессы Алисы к ее сестре в Москву, в августе 1890 г., наследнику, невзирая на все его желание, родители не разрешают свидания с ней. В связи с этим в Петербурге, где уже успело укрепиться убеждение в предстоящем браке с нею наследника, распространяется слух, что приезжая принцесса, при ближайшем знакомстве с ней, не пришлась по душе родителям цесаревича и что мысль об этом браке оставлена. Не так думала сама принцесса. Имея, очевидно, основания полагать, что завязавшийся у нее роман с наследником русского престола кончится их браком, она, вернувшись в Англию, принимается за изучение русского языка, знакомится с русской литературой и даже приглашает священника русской посольской церкви в Лондоне и ведет с ним продолжительные религиозные беседы, т. е., в сущности, знакомится с догматами православной веры.