– Пойдем? – спросила я у Лехи.

Он героически старался не вмешиваться, ибо это не игрок, а мой сотрудник и мне разбираться с этим, но эмоции на его лице прослеживались отчетливо. Мне кажется, он меня понял.

– Пойдем, – вздохнул Леша.

Родион вдруг вскочил и умоляюще посмотрел на Леху. Я не особо поняла, что это значит, а Леха спросил:

– Где у тебя туалет? – и смылся в направлении взмаха дизайнерской руки. А Родион покраснел и начал топтаться передо мной. Только этого мне не хватало сегодня.

– Я хочу спасибо тебе сказать, – произнес он наконец, протягивая руку и пытаясь меня потрогать за локоть.

– Скажи.

– Спасибо.

– Пожалуйста. А за что?

– За то, что ты приехала.

– В Москву?

– Нет, ко мне.

– А. Так ведь работать некому, – я это сказала, чтобы сразу отбить у него охоту за мной ухаживать.

– А так бы не приехала?

– Нет. – Мне аж плохо самой стало от своего сучизма. Ну зачем я так?

– Врешь, – печально сказал Родион, неловко обогнул меня и пошел в прихожую.

Я, понятное дело, пошла за ним. Там мы повстречали Лешу.

– Пока, Родион, – тепло попрощался с ним Леха. Родион ему кивнул, а мне сухо сказал:

– До завтра.

И дверь закрыл за нами. Мы с Лешей переглянулись, обнялись и немножко так постояли, переваривая впечатления.

– Ну, пипец… – произнес он, и мы пошли в машину.

В сумке, которая все это время провела в прихожей Родиона, я нашла свой телефон с восемнадцатью пропущенными вызовами. Все от Юры. Да, я же в неадеквате звонила. Парень, наверное, уже в истерике. Я набрала его номер.

– Наташа!!! – заорал он. – Какого черта ты не перезваниваешь? Я тут переживаю!

– Не могла.

Переживает он. А я тут веселюсь.

– Ты охренела?! Ты себя слышала вообще, когда звонила?

Блин, ну все я понимаю, но у меня, кажется, просто эмоциональное истощение произошло. Недосып, дурацкие капитанские звонки, ругань с Лехой, пляски перед маменькой, сербская тетя, психованный дизайнер с Мухомором, – слишком много для одного дня. В общем, принятие закончилось, и я не смогла быть доброй, мудрой и принимающей женщиной. Смогла быть только нервной истеричкой.

– Я не охренела. Ты со мной так не разговаривай, психопат!

– А как с тобой разговаривать, бестолочь?!

Разговор продолжался долго, дошел до взаимных оскорблений, после этого мы бросили трубки, и я снова разревелась. Леша остановил машину, обнял меня и долго, терпеливо слушал о том, что эта сволочь не имеет права со мной разговаривать таким тоном и обзывать такими словами, что я уважаемый в обществе человек и вообще женщина.

Бедный Леша. Поехал со мной, чтобы поговорить про Игру.

Голова заболела так, что чуть не треснула. Ужас. Причем она у меня за всю жизнь до этого болела-то раз восемь.

– Как у тебя дела с Миланой? – спросила я, вспомнив, что сегодня даже не поинтересовалась его жизнью, сука эгоистичная.

Он только рукой махнул. Я даже уточнять не стала – по какому поводу. Хватит с меня на сегодня.

Вечером ругань с Юрой продолжилась.

– Ты как со мной разговариваешь? Ты совсем, что ли?

– А ты как себя ведешь? Ты хоть понимаешь, что я волновался? Ты голос свой слышала, когда звонила?

Юра обрушивает на меня энергичный и эмоциональный монолог, из которого в общем-то следует, что с ним все отлично, а я – дура.

Я, конечно, понимаю, что он волновался за меня и должна, наверное, радоваться этому, но что-то не выходит. Пытаюсь отстоять свои права, но вставить хоть словечко некуда. В результате я психую и ору, а непосредственно после этого опять плачу.

Нервы ни к черту, устала, а ведь после отпуска чуть больше месяца прошло.

– Ну ладно тебе, не реви, – Юра расстроился, но сдаваться не собирается. Он вообще не покупается, похоже, на слезы. Это я заметила. И ни на какие манипуляции.

– Почему это мне не реветь?

– А почему тебе надо реветь?

– Потому что мне больно и обидно. Я там не дурака валяла, и мне было еще страшнее, чем тебе, поверь. Я испугалась. И не могла последовательно и вообще логически рассуждать. Кошки эти, дрели…

– Какие дрели? Я рассказала.

– Ну и ну. Шиза. Что делать будешь?

– С чем, с дрелями? Не знаю. Красиво.

– С дизайнером, Господи…

– Родион завтра вернется.

– Ты что, его не уволила? – заорал опять Юра.

– Нет.

– Ты, крейзи, ты понимаешь, что делаешь? Он тебе всю работу сорвет! И дисциплину разрушит!

– Не разрушит. Начнут борзеть – уволю кого-нибудь другого. Или двух.

– Но почему, объясни?

– Он начал этот проект. Напридумывал кучу всего. И он талантлив! Его кошки под коричневым солнцем до сих пор у меня перед глазами.

Юра покачал головой и обнял меня, и пока я тихонечко плакала, он гладил меня по голове и приговаривал:

– Дурочка с переулочка… Чудо чудное… Ребенок недозрелый… Я-то думал, она взрослая тетя, людей учит…

И все такое. Ну и фиг с ним. Мне прямо легче стало. Ну и денек!

Утром в окно засветило солнце, и я поняла, что жизнь прекрасна и удивительна, меня окружают замечательные, талантливые и необыкновенные люди, я живу в лучшем городе, с лучшим мужчиной и занимаюсь удивительными делами. Еще я поняла, что у меня вчера случился ПМС, вот почему я такая нервная была. Как только я диагностировала причины своего состояния – оно исчезло. Да, это всегда помогает.

Раньше мне один мой парень даже подсказывал. То есть, когда я нервной становилась, он спрашивал: «У тебя не ПМС случайно?» Я вспоминала даты, прикидывала и, если обнаруживала вот-вот грядущее совпадение с красными датами в календаре ставила себе диагноз. Сразу становилось легче, от понимания происходящего. Мне разрешалось хандрить и вести себя неадекватно. А когда позволение есть, то иногда и хандрить-то не хочется. Великая штука – принятие.

В выходные, даже если приходится работать, все равно жизнь легче. Город живет в расслабленном ритме, люди улыбаются, на дорогах и тротуарах днем словно разлит релакс, а ночью бульварное кольцо точечно взрывается клубками веселья. Вот бы так было всегда.

Я, несмотря на эту медитативность, даже, по-моему, больше успеваю сделать. Наверно, тоже из-за принятия и отсутствия суеты. А может, из-за того, что пробок нет. Какая разница – от чего.