– Гарантия всего один год, а дальше ты предоставлен сам себе!

– …пинги делают своих владельцев сильнее, быстрее…

– Почему же вы не стали пингером?

– Неужели не можете позволить себе операцию?

– Станьте сильнее, сенатор!

– …но я хочу навести порядок в нашем обществе! – рявкнул Томази, и журналисты неожиданно умолкли. Зрители подумали, что на них произвел впечатление гневный окрик, но в действительности они привычно подчинились указанию режиссера. Челленджер решил, что пришло время сделать яркое заявление, и велел репортерам ненадолго заткнуться.

– Давайте проведем аналогию с оружием, – напористо произнес Томази. – Само по себе оно безвредно, а разряженное и в сейфе – абсолютно безопасно, однако дает владельцу колоссальное преимущество в схватке. Даже из самого маленького пистолета можно убить человека, поэтому законопослушные граждане в обязательном порядке регистрируют приобретенное оружие в полиции.

– Вы сравниваете пингера с пистолетом? Человека с железякой?

– Я сравниваю с пистолетом искусственную руку, которой можно раздавить каменный шар.

– Не все могут себе позволить такую руку!

– Бандиты – позволяют! – взорвался сенатор, но взорвался в точном соответствии с указаниями Бобби. – Нравится вам это или нет, но среди уголовников очень много пингеров, в том числе добровольных. Они приобретают мощные импланты военного образца и становятся необычайно опасны. Против них направлен «закон Томази»! Они должны находиться под контролем! Их мы должны сдерживать, чтобы не потерять то общество, в котором живем и которым гордимся!

– Орк с вами не согласится, сенатор, – неожиданно произнес один из репортеров.

И в зале наступила тишина.

И великий Бобби Челленджер громко выругался, потому что не думал, что кто-то из приглашенных рискнет пойти против инструкций, в которых он строго-настрого запретил упоминать Орка. Но парень пошел. И никто его не перебил.

– При чем тут Орк? – растерялся Томази.

– Увидите, – усмехнулся репортер.

– Он что, чтит Орка? – удивился сидящий рядом с Челленджером звукорежиссер.

– Ты тоже чтишь Орка, – отрывисто бросил толстяк. – Кстати, нам нужно будет об этом поговорить.

Звукорежиссер покраснел и съежился.

– Сенатор, вы забыли, что Господь сделал людей свободными, всех людей, независимо от того, сколько пингов они в себя вставили, – продолжил репортер. – Но Орк вам об этом напомнит. Обязательно напомнит!

* * *

Тулуза, Окситания

– И пусть вас не смущает мирная картина происходящего: нападение может произойти в любую минуту, – рассказал сидящий за рулем Винчи. – Два года назад нам удалось отодвинуть границу с Францией до Шаранты, там теперь проходит линия соприкосновения. Это достаточно далеко от Тулузы, поэтому франки перешли к тактике террористических ударов: используют рои дронов или забрасывают отмороженных пингеров. Не часто, конечно, но один-два инцидента в неделю случаются.

– Мы люди привыкшие, – коротко отозвался Гуннарсон.

– Насчет тебя я не сомневаюсь, вижу, что участвовал, – с некоторой вальяжностью отозвался Джа. – А Пончик для чего притащился в Окситанию?

– Я не Пончик, – недовольно произнес Конелли, заметив, что по губам Рейган скользнула едва заметная усмешка.

– Уже Пончик, – доверительно сообщил специальному агенту Джа. – Подтверждено на официальном уровне.

Теперь улыбнулся даже Гуннарсон.

– Не надо со мной ссориться, – покраснел Фаусто.

– И не собирался, – изумленно ответил Винчи. – Но у нас действуют фронтовые правила: у каждого должен быть позывной, и теперь ты знаешь свой.

– Никогда!

– Поздно, бро, ты уже в системе.

Винчи встретил группу Конелли в аэропорту Бланьяк, в который те прибыли с пересадкой в Мадриде: официально между Окситанией и США воздушное сообщение отсутствовало, а выбить из руководства специальный борт в Тулузу у Фаусто не получилось. В итоге прилетели обычным пассажирским рейсом и слегка растерялись: ожидали увидеть полуразрушенный анклав, а оказались в нормальном аэропорту, может и не самом большом в мире, зато изрядно загруженном. Все отличие от любой другой воздушной гавани, что мадридской, что нью-йоркской – чуть больше дронов безопасности и патрулей. И при этом – «зеленый» уровень биологической угрозы, позволяющий находиться без маски и в помещениях, и на улице.

Джа встретил коллег в зоне прилета, представился помощником руководителя европейского филиала GS. Извинился, что Сильвия Родригес не сможет их принять, поскольку находится в командировке, усадил в бронированный внедорожник и повез в город. Машину сопровождали один тяжелый дрон и стая поддержки, включающая, помимо ударных машин, разведчиков и камикадзе.

– Мы вообще не увидим вашего шефа? – поинтересовался Конелли.

– Скорее всего нет, у нее сложные переговоры в Англии.

– О чем?

Фаусто не ждал ответа, но получил его.

– В последнее время островитяне начали поставлять франкам слишком много боевых пингов. Уверяют, что это плата за безопасность морских коммуникаций, но мы считаем, что они умышленно подкармливают франков, чтобы те начали очередное наступление. Шеф надеется напомнить островитянам об их обязательствах.

– То есть мы поддерживаем Окситанию? – подняла брови синеволосая.

Вопрос прозвучал настолько наивно, что Джа решил отделаться шуткой:

– Полегче на поворотах, красавица, мы не покушаемся на целостность Французской республики, вив ля Марсельеза и все такое прочее.

– Тогда что вы здесь делаете?

– А вы?

– Мы проводим расследование.

– А я приглядываю за беспорядком.

– У вас тут весело… – поспешил вклиниться в разговор Конелли. И воспользовавшись тем, что Джа отвлекся на дорогу, бросил на синеволосую выразительный взгляд, призывая не быть наивной.

– У нас тут кровь льется, – чуть тише и неожиданно серьезно ответил Винчи. – И если сейчас нам досаждают только террористы, это не значит, что войны не будет. Рано или поздно франки пойдут на Тулузу.

– Почему? – вырвалось у Гуннарсона.

– Потому что считают, что Окситания принадлежит им, считают ее частью Республики, то есть своей собственностью, – ответил Джа.

– А вы?

– А мы считаем Окситанию своей. Чувствуешь разницу?

– Почему ты сказал «мы»? – мгновенно среагировал Конелли.

Вопрос не сбил Винчи с толку, но заставил выдержать паузу. Он помолчал, не отрывая взгляд от дороги, после чего ответил:

– Я был здесь в самое дрянное время, Пончик, с тех пор говорю «мы».