Подобно своей царственной бабушке, Николай обладал неотразимым обаянием, умел очаровывать людей. Его кумиром был Пётр Великий, которому он пытался подражать (недаром Пушкин в своих «Стансах» 1826 года, обращённых к Николаю, писал: «Семейным сходством будь же горд; Во всём будь пращуру подобен: Как он неутомим и твёрд, И памятью, как он, незлобен»). Крайне неприхотливый в быту, уже будучи императором, спал на жёсткой походной кровати, укрываясь обычной шинелью, соблюдал умеренность в еде, предпочитая самую простую пищу, и почти не употреблял спиртного. В то же время любил удачную шутку, не чуждался светского общества и блистал на придворных балах. Всё те же простота и естественность в частной жизни.

Серьёзные испытания выпали на долю молодого Великого князя при его восшествии на престол, во время междуцарствия 1825 года. Ещё в Париже в 1814 году, куда Николай вступил вместе с союзными войсками, баронесса Юлия Крюденер, известный мистик, друг Александра I, предсказала Великому князю императорскую власть. Николай, конечно, не поверил, но Крюденер возразила: «Помните, что князья в руках Господа, который создаёт королей и императоров и уничтожает их».

Летом 1819 года, во время частной беседы с Николаем и его женой, император Александр I высказал желание отречься от престола и, заметив, что Константин также не желает править, назвал Николая своим преемником. Тот стал отказываться, ссылаясь на то, что не готов к столь ответственной миссии, на что Александр привёл в пример себя: он получил страну в «совершенном запущении», но оставляет её в надлежащем порядке, который брату лишь предстоит удержать. После официального письма Константина Александру с твёрдым отказом от своих прав на трон от 14 января 1822 года император составил манифест, объявлявший Николая наследником, но не обнародовал его. Об этом документе, кроме самих Александра, Константина и их матери императрицы Марии Фёдоровны, знали только Московский митрополит Филарет (Дроздов), князь А.Н. Голицын и А.А. Аракчеев. Как известно, манифест был скопирован в трёх экземплярах и в запечатанных конвертах отправлен на хранение в Государственный совет, Сенат и Синод. Подлинник хранился в Успенском соборе Московского Кремля. Александр собственноручно написал на конвертах, что они не могут быть вскрыты «до востребования моего», а в случае кончины императора конверты предписывалось вскрыть «прежде всякого другого действия». В государственных учреждениях, хранивших документ, ходили лишь смутные слухи о его содержании, но толком никто ничего не знал. Николай также не был уведомлен о манифесте Александра.

Узнал он об окончательном отказе Константина и существовании манифеста только вечером 25 ноября 1825 года, когда Александр уже скончался в Таганроге, но в Петербург только пришло известие о его тяжёлой болезни. На совещании Николая с петербургским генерал-губернатором графом М.А. Милорадовичем и командующим гвардией генералом А.Л. Воиновым было решено в случае смерти Александра присягать всё-таки Константину. Милорадович уверял Николая, что тот не может наследовать, ибо соответствующие документы не были обнародованы при жизни Александра, и потому в случае смещения в порядке престолонаследия могут даже начаться волнения. Николай согласился с графом, тем более что о манифесте знал лишь со слов матери. Поэтому, как только 27 ноября пришло сообщение о смерти императора Александра I, он, как истинный верноподданный, тут же организовал присягу в армии (и сам первым её принёс) новому императору Константину. Узнав о присяге, Мария Фёдоровна и князь Голицын были в ужасе. Затем присягнули также Государственный совет (потребовалось личное присутствие Николая) и Сенат. «В тех обстоятельствах, в которые я был поставлен, мне невозможно было поступить иначе», – признался Николай Константину четыре года спустя. Между тем, узнав о смерти брата, сам Константин присягнул Николаю и привёл к присяге Царство Польское. Возникло междуцарствие.

В этой ситуации Константин проявил слабость и нерешительность, он не только не соизволил явиться в Петербург, чтобы снять все недоразумения, но даже не потрудился зафиксировать своё отречение официальным документом – лишь отправил письма Николаю и Марии Фёдоровне. В таком положении на Николая легла ответственнейшая задача – быстро найти выход из кризиса. Он потребовал, чтобы Константин принял престол, и лишь затем официальным манифестом отрёкся от него. Это решение могло пресечь опасную неопределённость, но Константин остался непоколебим. Пока шли переговоры с Варшавой, где находился Константин, 10 декабря Николай получил сведения о существовании обширного заговора и готовности его участников поднять восстание в случае новой присяги. Сознавая свою ответственность за судьбу страны, Великий князь решил принять престол и взять руководство верными войсками в свои руки.

Император Николай I на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Рисунок 1908 г.

На 14 декабря он назначил новую присягу. Государственный совет принёс её накануне вечером. В 7 утра Николай собрал в Зимнем генералитет и командующих полками, объяснил им все сложности создавшейся после смерти императора ситуации и после единодушного признания присутствующими его государем сказал: «После этого вы отвечаете мне головою за спокойствие столицы, а что до меня, если буду императором хоть на один час, то покажу, что был того достоин».

Началась присяга новому императору. Ближайший друг Николая А.Х. Бенкендорф запомнил такие его слова: «Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете, но, по крайней мере, мы умрём, исполнив наш долг». А Александра Фёдоровна услышала от супруга: «Неизвестно, что ожидает нас. Обещай мне проявить мужество и, если придётся умереть, умереть с честью».

14 декабря Николай действовал чётко и решительно. Он окружил восставшие части верными войсками и приложил максимум усилий, чтобы не допустить кровопролития. Во время одного из выездов на Сенатскую площадь его обстреляли картечью. Потом он говорил своему брату Михаилу, что они оба чудом избежали смерти в тот декабрьский день. К стоявшему у Медного всадника каре направился с уговорами Милорадович и был убит. Николай отправил для увещеваний и двух митрополитов, и в конце концов – брата Михаила. Только поняв, что все средства исчерпаны, с наступлением темноты, после предупредительного выстрела и увещеваний командующего артиллерией генерала И.О. Сухозанeта, Николай отдал приказ о стрельбе картечью.

Затем началось следствие. Император лично руководил им, вникая в мельчайшие детали. Ему было важно всё: и состав участников (подавляющую часть привлечённых к делу он вообще «оставил без внимания», то есть без наказания), и их планы, и идейная подоплёка заговора. Он внимательно изучал документы следствия и, вероятно, немало полезного почерпнул для себя, анализируя умонастроения пусть небольшой, но деятельной части российского общества. Конечно, начинать своё царствование с казней ему не хотелось. Верховный уголовный суд, разделив подсудимых на разряды по степени их вины, пять человек поставил вне разрядов и приговорил их к четвертованию, а 31 человека первого разряда – к отсечению головы. Николай смягчил все наказания. Приговор к смертной казни для первого разряда заменил каторжными работами (к слову сказать, сроки каторги для многих декабристов в продолжение царствования Николая периодически сокращались), а для пятерых настоял на повешении, как на казни без «пролития крови». Так началось тридцатилетнее правление Николая I.