Скрип зубов, и он снова выходит.

Аккуратно прикрывает дверь, но для меня этот тихий звук звучит грохотом.

Меня трясет.

Колотит.

Ноги подгибаются.

И даже тепло воды не помогает. Кажется, еще немного, и я застучу зубами!

Это слабость. Просто слабость. Тело не двигалось целую неделю! Вот поэтому сейчас так и трясет. Каждая клеточка пульсирует. Кровь гудит в висках.

Слабость и его взгляд. Дьявольский. Нереальный.

Но я выдержу. Я. Обязательно! Выдержу!

Или снова попытаюсь сбежать…

Ту блондинку он тоже нес на руках до ванной? Мыл? Растирал ее тело своими крепкими, и, оказывается, умеющими быть такими нежными, руками?

Так же жадно смотрел? Так же дико, будто изголодавшийся, вдыхал воздух у ее волос? Ее запах?

Я не знала. Не представляла, что Бадрид на такое способен.

В нем смешана ярость и нежность. Дикая смесь. Взрывоопасная. Убийственная.

Но…

Раз он ведет сейчас себя так, со мной, значит, у него есть такой опыт?

Заставляю себя закончить и выйти. Хоть сейчас я в гораздо большем раздрае, чем когда сбежала от него в душ. Но задерживаться опасно. Меньше всего мне хочется, чтобы Бадрид снова зашел сюда! И… Смотрел…. Смотрел на меня… На обнаженную. Распахнутую… Этим дьявольским взглядом!

И замираю, еда выйдя.

Потому что он и правда ждет за дверью.

Стоит, не шевелясь. Широко расставив длинные ноги и так же сжав челюсти.

Вот так, просто ожидая, когда я выйду! Бадрид Багиров! Тот, у которого каждая минута на вес золота!

Теперь я даже готова поверить в невозможное! В то, что он и правда не отходил от моей постели. Хотя это и полнейший бред!

— Лучше не делать этого пока без помощи, — хрипло произносит, снова подхватывая меня на руки.

— Доктор прописал постельный режим. Пока не наберешься сил, постарайся не подниматься с постели.

А у меня больше нет сил сопротивляться. И пытаться что-нибудь понять.

Я просто расслабляюсь в его руках. Пока он на удивление нежно не укладывает меня в постель.

Хотя его дикий, озверевший взгляд так не вяжется сейчас с нежностью…

В дверь стучат.

Незнакомая девушка, после разрешения Бадрида, вкатывает в комнату тележку с едой. Доставляет до постели. Не поднимая глаз. Не глядя ни на меня, ни на Бадрида. И тут же выходит, так и держа голову опущенной.

— Новая девушка?

Странно. Зачем ему нанимать еще больше прислуги?

— Все прежние служанки этого дома уволены. Вернее, я их перенаправил в другой дом. Очень далеко. За границей. На острове. Мы обязательно когда-нибудь там побываем. Там замечательно. Океан со всех сторон. И практически полная уединенность. Доступ только на серьезном судне или по воздуху. И ни одного другого дома. Только мой.

Почему?

Хочется спросить, но Бадрид резко обрывает все мои мысленные вопросы.

— Все разговоры после, Мари. Когда ты окрепнешь. А сейчас ешь. Тебе нужно набираться сил и отдыхать.

Киваю. Я и без того нарушила все правила.

Тянусь дрожащими руками за едой, стараясь не смотреть на него.

Слишком сложно. Слишком тяжело. Невыносимо!

А еще…

От запаха еды во мне вдруг просыпается неимоверный голод!

Такой, что даже неприлично урчит в животе!

— Вот здесь уже не позволю, — рука Бадрида перехватывает тарелку.

— Хватит на сегодня нагрузок. Я сам.

Пытаюсь приподняться. Взбить подушки, чтобы сесть.

Но и здесь не дает. Перехватывает. Укладывает подушки к изголовью так, чтобы было удобно.

Одной рукой приподымает меня, как перышко, устраивая на подушках.

— Но…

— Я покормлю тебя, Мари.

Его голос звучит жестко. Как приказ. Такой, что заставляет умолкнуть и подчиняет. Порабощает. Сразу указывает, кто здесь хозяин.

— Для меня главное знать, что с тобой все в порядке. Я не хочу, чтобы ты снова потеряла силы.

Смягчается. Скользит бархатом. Нежнейшим шелком. Ласкает даже кожу этим голосом.

Раскачивает меня этими перепадами, как на американских горках.

Разве не понимает?

Все это вызывает гораздо больше напряжения, чем простая еда!

Но спорить бесполезно. Он и правда. Просто кормит меня. Подавая прямо в губы маленькие кусочки, которые легко проглотить, даже не жуя.

А я чувствую себя маленьким ребенком.

Даже в родительском доме вряд ли со мной обращались с таким трепетом.

Хочется зарыть головой в подушку и расплакаться. Глаза сами по себе начинают печь!

Но я помню.

Гром обязательно грянет!

Это лишь секунда.

Странная секунда отсрочки страшной бури!

Я полностью убита. Разметана. Шокирована окончательно.

Доедаю все, чем кормит меня Бадрид. До капли выпиваю свежевыжатый сок, пока он поддерживает мою голову, зарываясь руками с волосы.

Бессильно откидываюсь на подушки.

— Нигде не болит? Мари? Ты правда чувствуешь себя хорошо? Только слабость?

Он наклоняется к моему лицу слишком близко. Так, что почти касается моих губ своими. Опаляет дыханием. Проникает внутрь. Под самую кожу. Зарывается обеими руками мне в волосы.

И смотри… Боже! Он смотрит так, будто от моего ответа зависит вся его жизнь!

И от этих глаз вся кожа покрывается ледяными пупырышками.

— Да, — выдыхаю еде слышно. Бессильно.

Чувствуя, как мои губы, раскрываясь, задевают его.

Заставляя сердце забиться так сильно… Что, кажется, этот стук сейчас просто поднимет меня над простынями!

— Правда. Все хорошо. Просто… Просто слабость.

И голова кружится. Боже! Как же безумно она кружится!

— Тогда спи, Мари. Спи.

Проводит по моим губам, а после по векам руками.

Так легко, как будто лепестками цветка. Или крыльями бабочки. И я просто отключаюсь. Чувствуя, как глаза закрываются. Словно подчиняясь его неумолимому приказу…

Бадрид.

Все это время я был рядом. Не отходил.

Гладил по волосам. По щекам. По губам.

И да, черт возьми!

Даже тогда! Когда Мари была в беспамятстве! Я хотел! Безумно, до одури я хотел ее губы!