Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впиваться в них. Вгрызаться. Выпивать ее вкус, как самый сладостный нектар!
Я будто одичал. Превратился в безумного зверя.
Который готов рычать на всех, кто оказывается рядом. Загрызть за свою добычу! За свое сокровище, что должно быть бережно, надежно спрятано от всех!
Скрипел зубами и только сжимал челюсти, позволяя кому-то чужому к ней прикасаться!
Даже Авдееву. Пусть и понимая, что он врач. Что у него своя женщина. Что это необходимость!
А все равно. Даже на него наброситься был готов, когда он брал ее руку в свою. Отсчитывал пульс. Брал анализы.
Жадно смотрел, как делают приходящие медсестры массаж.
А после сам научился. Разминал ее тело своими руками. Кто сделает лучше, чем я?
И я. Я ее мыл.
Относил на руках в ванную.
Бережно натирал кожу, подставляя тело под струи воды.
А она…
Она в руках, как тряпичная кукла!
Каждый раз я надеялся на чудо!
Целовал.
Ее плечи. Ее руки. Ее волосы.
Шептал. Говорил. Орал.
И хотелось выть. Потому что чудо не свершалось!
Она так и оставалась такой же неживой. Такой же, будто тряпичной куклой в моих руках!
А теперь…
Теперь все слова забились куда-то в глотку. Встали там острым колючим комом.
И мне дико.
Дико понимать, что не могу прикоснуться. Не могу, как прежде, свободно вдыхать ее запах. Такой одуренный. Такой единственный. Такой манящий и сводящий с ума!
Черт!
Она моя!
Моя Мари!
Моя во всех смыслах!
Принадлежащая мне до кончиков ногтей!
Тогда почему теперь, когда она очнулась, все вдруг стало иначе?
Ее первый взгляд.
Как она отшатнулась.
Почему?
Почему в ее глазах столько страха и недоверия?
Я хотел бы обнять.
Прижать к себе так, чтобы ее сердце забилось у меня под ребрами.
Зацеловать. Зацеловать ее всю. Каждый миллиметр кожи! Губы. Глаза!
Но…
Ее взгляд
Он будто ставит между нами барьеры.
Невидимую. Прозрачную. Но до безумия толстую стену.
А я хочу ее.
До одури.
До боли в каждой мышце.
Быть в ней.
Прижать к себе.
Не секс. Нет.
Это большее.
Это такое, что выворачивает каждый нерв наизнанку. Вырывает мясо, отдирая его от костей.
Моя. Моя. Моя.
Но почему такая чужая?
Моя Мари…
И сейчас. Я еще больше чувствую бессилие.
Мне словно со всего размаху ударили под дых.
Но ничего. Главное, что она очнулась. Здорова. Скоро придет в себя, тут я уже верю Авдееву.
Может, он и прав.
Мне нужно отдохнуть. Набраться сил.
От недели без сна мне будто стекла в глаза насыпали.
Наверное, плохо вижу. Поэтому и не пойму ее взгляда.
Когда он спросил, кто она мне, все внутри перевернулось.
В тот же день приказал приготовить комнату на женской половине. Убрать подальше всю прислугу, которая знала о Мари. Приказал Ирме набрать новых людей.
А этих… Этих специально отправил на остров. Просто так уволить было бы слишком проблематично.
У людей языки длинные. У черни особенно.
И пусть они болтают где-то на рынках, где люди нашего уровня их не услышат.
Никто. Никто не должен знать, что Мари была среди них!
Она спала.
И я видел. Я видел в ее чертах Ангела.
Чистую. Невинную.
Нет!
Она будто не из той семьи! Совсем другая!
И я…
Я должен ее уберечь, когда очнется!
Не знаю, как.
Но Мари не заслужила всего этого.
Не заслужила быть просто выкупом. Расплачиваться за чужие грехи и разнузданность.
Я сделал ей больно?
Да.
Как только можно сделать больно женщине.
Но сейчас у меня и самого сердце обливается кровью, когда думаю о том, через какую боль ей пришлось пройти! Особенно тогда. В ту первую ночь, когда я словно обезумел от ярости!
Она не заслуживает этого.
И я… Я должен хоть как-то постараться все исправить!
Лишь бы только она не была такой чужой!
И этот страх… Он должен стереться из ее глаз! Я! Я должен его стереть! И обязательно сотру!
— Мари…
Шепчу, глядя ее лицо. Кожа будто светится изнутри.
— Теперь все будет по-другому. Я сделаю все, что в моих силах. Сделаю. Для тебя!
— Я люблю тебя, Мари, — наклоняюсь к самым губам, касаясь их.
Зарываюсь руками в густые волосы, который привык за это время ласкать. Расчесывать. Гладить.
Чувствую, как сердце выскакивает от нового, будоражащего чувства.
Люблю.
Это странное слово. Дикое. Безумное.
Оно вырывается безотчетно. Без моей воли. Само по себе.
И внутри что-то замирает, когда оно звучит.
Странно.
Будто шкребет где-то внутри. В самом сердце.
— Люблю, — выдыхает она, спящая.
Обжигая мне не губы. Самое нутро.
Пусть не сказала этого с раскрытыми глазами.
Но… Так ведь значит гораздо больше, да?
А остальное мы решим!
И вот теперь меня мотает. Словно совсем пьяного. Ноги подкашиваются сами, хоть собирался быть рядом с ней. На хрен мне отдых? Это она. Она должна отдыхать!
Но… Может, в словах Авдеева и есть доля истины.
Пока она спит, я позволяю и себе расслабиться.
Впереди слишком много дел.
Мари
Я просыпаюсь, когда за окнами уже сияет закат. Или рассвет. Трудно сказать, счет времени совсем потерян.
Он не ушел.
Мои руки по-прежнему сжаты в его.
Пораженно смотрю на Бадрида, который спит.
Прямо так. У моей постели. Держа мои руки в своих. На полу, уронив голову на простыню.