class="p1">Выздоровев, Шенне поняла, что о мести Суру и Гийюю придётся забыть. Сейчас она вынуждена жить в облике принцессы, и не может надолго отлучаться, ведь у неё нет другого тела, чтобы оставить его в юрте спящим.

Чтобы не поссорить шаньюя с империей и не создавать повода для новой войны, лисе придётся изображать дочь императора, пока её так называемый отец не умрёт. Хотя она и обещала Модэ связаться с Лю Цзином, но обратиться за помощью к лису-наставнику тоже нельзя — он не станет помогать ученице, на которую затаил злобу. Шенне опять солгала шаньюю, сказав ему, что Лю Цзину ничего неизвестно о беглянках.

Гийюй исчез вместе с людьми, которым было поручено его убить. Чечек горевала о брате, веря, что тот уехал с поручением, как сказал ей муж, а лиса молчала, не желая признаваться Модэ, что видела Гийюя живым, и, возможно, возбудить ревность любимого.

Она знала, что глава Сюйбу говорил с шаньюем о судьбе своего родича. Модэ тогда сказал князю Увэю, что Гийюй провинился, попытался присвоить один из даров императора, и умерщвлён тайно, чтобы не позорить род Сюйбу. Обескураженный Увэй просил прощения за недостойного родственника и благодарил повелителя за то, что он не гневается на весь род.

Несомненно, Увэй передал услышанное и Чечек, потому что после беседы с ним она два дня просидела у себя в юрте. Подкупленная лисой служанка сообщила, что лицо Чечек покраснело от плача, а когда сестра Гийюя вышла к людям, то выглядела осунувшейся. Но мужу она ничего не сказала, конечно, ей тоже было стыдно за брата. Для своих родных Гийюй умер, они старались не упоминать его имени.

Первое время Шенне изнывала от неутолённой жажды мести и утешала себя тем, что Гийюю и его спутнице в империи живётся несладко. Им приходится зарабатывать себе на жизнь трудом, ведь денег от продажи украшений надолго не хватит.

Представив себе оборванного Гийюя, гнущего спину на рисовом поле по колено в грязи, или таскающего тяжёлые мешки, лиса развеселилась и решила, что такая участь для хунна хуже смерти, так что пусть он живёт и мучается.

Наверняка девчонка Мэн Ян не выдержит тягот жизни бедняков и сбежит, станет чьей-нибудь наложницей. Так пусть эта парочка помрёт без её, Шенне, помощи. Ну а с негодницей Суру они ещё успеют встретиться, хотя бы и через сто лет.

Отбросив мысли о мести, Шенне посвятила себя удовольствиям жизни в облике новой яньчжи.

Нашлись люди, недовольные тем, что шаньюй возвысил до звания любимой главной супруги иноземку, а не женщину из родов Сюйбу или Лань.

Правда, роптавшие быстро замолкли, когда однажды на пиру шаньюй в беседе с князьями сказал, что жена из рода Сюйбу у него уже есть, а оказывать почести дочери императора полезно, чтобы не ссориться с её отцом. Постепенно люди привыкли и даже умилялись тому, как быстро южанка Лю Ян освоила язык хунну и стала соблюдать их обычаи.

* * *

Когда лиса полностью оправилась от раны, они с Модэ вновь пылко любили друг друга, и однажды разомлевшая от удовольствия Шенне пообещала любимому подарить ему сына.

— В собственном теле никакой призрак мне не страшен, — сказала она. — Только знай, любимый, что у нас может быть только один ребенок. Второго я родить не смогу.

Она не лукавила. Как всякая хули-цзин, Шенне мечтала о том, что прожив тысячу лет, накопит достаточно энергии ци, чтобы преобразиться в Небесную лису. Дитя отнимет у неё очень много силы, отбросив далеко назад на пути перевоплощения в небожительницу, но ради возлюбленного можно пойти на такую жертву.

Глаза шаньюя радостно заблестели, и он поцеловал Шенне.

— Ты несказанно меня порадуешь, — и пошутил. — Теперь ты меня из своей юрты и плетью не выгонишь, пока я не уверюсь, что ты зачала.

— Да ты не выдержишь, — поддразнила его лиса. — Хочешь крепкого сына-батыра, так старайся лучше.

— Меня уговаривать не надо, — ответил Модэ и перешёл от слов к делу.

* * *

Пока Шенне готовилась к зачатию и потом носила дитя, она воздерживалась от убийств: это повредило бы ребёнку. Модэ любовался ею, такой умиротворённой его пылкая возлюбленная ещё не была. К счастью, призраки не беспокоили яньчжи и его.

Хотя Модэ и ждал сына от любимой, но объявлять его наследником он пока не намеревался. Пусть мальчики подрастут и докажут, кто из них наиболее достоин стать преемником отца.

В следующем после свадьбы с Лю Ян году, в месяц Пятой Луны Модэ вернулся в становище после жертвоприношения на священной горе, и ему сообщили, что несколько часов назад у Лю Ян начались роды. В памяти всплыли кошмарные воспоминания о мучительной смерти Айго, и встревоженный шаньюй почти побежал к юрте яньчжи.

Ему недолго пришлось ждать. Вскоре в юрте раздался тоненький крик младенца, и Модэ ворвался туда. Вокруг постели столпились женщины, что-то делали, и властная старшая повитуха не сразу допустила шаньюя к яньчжи, попросила подождать.

Наконец женщины расступились, и Модэ прошёл к постели. Лю Ян не выглядела измученной, её глаза радостно блестели. Рядом с ней лежал ребёнок.

Когда яньчжи уверила мужа в том, что ей ничего не угрожает, глаза шаньюя устремились на младенца, и Шенне ликующе произнесла:

— Муж мой, у нас дочь. Прелестная, правда?

Хорошо, что у ошеломлённого Модэ уже имелся опыт по обращению с новорожденными — он осторожно взял дитя на руки и улыбнулся, вглядываясь в сморщенное, красное личико заплакавшей дочки.

— Красавица!

— И здоровенькая, — продолжала яньчжи с некоторым беспокойством.

— Она совершенно чудесная! — воскликнул шаньюй, и яньчжи с облегчением вздохнула.

— Благодарю тебя, жена, — продолжал Модэ.

— Дай ей имя, повелитель, — попросила яньчжи.

Имя для сына они выбрали, а на дочку не рассчитывали. Подумав, Модэ сказал:

— Пусть она зовётся Алтынай. Наше золотое сокровище!

— Золотая девочка, — подхватила яньчжи с сияющей улыбкой.

Повитуха взяла младенца из рук шаньюя и поднесла матери, а Модэ, несколько оглушённый радостью от того, что всё закончилось благополучно, вышел из юрты. Он радовался прежде всего тому, что с Шенне всё в порядке, а ребёнок жив и здоров.

Потом он признался лисе, что имя для дочери он выбрал, потому что так звалась сама Шенне, когда сопровождала его в походе на империю. Позже пришла мысль, что всё-таки хорошо, что у яньчжи дочка, и между сыновьями жен не возникнет соперничество.

Его старший сын Гийюй рос именно таким, каким Модэ хотел видеть своего преемника, умным, сильным, храбрым, и теперь ему ничто не угрожает — в семье шаньюя сохранится