Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно же, это было тройным нарушением научных принципов: теория совершенно не соответствовала научным представлениям того времени; ее автор упрямо не желал публиковаться в соответствующих изданиях и настойчиво внедрял метод до получения официального разрешения. По всем признакам Норденстрём был шарлатаном. И все же наиболее разумные исследователи с этим не соглашались. “Его данные не соответствуют обычной медицинской логике, но совпадают с рядом научных фактов из многих дисциплин”, – сообщил Мортон Гликман в газете Los Angeles Times[367]. И это заставило самого Гликмана, профессора радиологии на медицинском факультете Йельского университета, целый год ломать голову над объяснением роли биологически замкнутых электрических цепей. Проделав этот путь, он поверил в теорию. “По моему ощущению, это с очень большой вероятностью может оказаться правдой”, – прокомментировал он.
Пока западные ученые задирали нос, заявления Норденстрёма о невидимых путешествующих по телу силах привлекли к себе немалый интерес в Китайской Народной Республике. В 1987 году его пригласили в Пекин для демонстрации метода в министерстве общественного здравоохранения[368]. Об этой встрече нам известно немногое, но после нее министерство, не тратя время, провело активную образовательную кампанию для внедрения техники Норденстрёма в больницах. В период с 1988 до 1993 года для обучения методу Норденстрёма было проведено сорок два образовательных курса, которые посетили 1336 врачей из 969 больниц[369]. К 1993 году этому лечению подверглись 5000 пациентов. К 2012 году его применили уже на более чем 10 000 больных со злокачественными и доброкачественными опухолями[370].
Средства массовой информации рассматривали ситуацию скептически, но не без некоторой надежды. Двадцать первого октября 1988 года в популярной новостной телепередаче “20/20” показали репортаж об удивительном новом способе лечения больных раком[371]. “На протяжении многих лет «20/20» сообщала о выдающихся достижениях медицины”, – заметила ведущая программы Барбара Уолтерс, прежде чем описала протокол проверки, который гарантирует, что программа “не рассказывает о сомнительных исследованиях”. Это было несколько необычное замечание в устах добросовестного ведущего. А затем она представила “историю, которая напоминает научную фантастику. Речь идет о теории, утверждающей, что электричество играет чрезвычайно важную роль в человеческом теле. Это может произвести революцию в медицинской науке. И даже открыть новый подход к борьбе с раком”.
Так что же мы имеем в итоге? Как показывает некоторое смущение Уолтерс, в то время действительно было трудно понять, шарлатанство это или революционное открытие, но в последующие десятилетия на этом направлении наметилось некоторое просветление. Но не в истории самого Норденстрёма. Он исчез. Возможно, он уехал в Китай, чтобы продолжать работу, и, по некоторым непроверенным сведениям, умер в 2006 году[372]. Несколько исследователей, которые поддержали его работу, тоже отошли в мир иной. Большинство людей забыли о нем. Но не все. Некоторые исследователи, с которыми я встречалась, ревностно хранили его книгу, ставшую раритетом. Они были очень любезны и выслали мне фотокопии некоторых разделов, поскольку, подобно Гликману, втайне верили, что однажды Норденстрёму воздастся по заслугам.
Как бы вы ни относились к его теории (конечно, если вы в состоянии ее понять), вы наверняка сталкивались с несколькими основными ее положениями, которые тогда были непонятны, но с тех пор обрели под собой прочные основания. Одно из них заключается в том, что во всех клетках есть ионные каналы. Их активность определяет мембранный потенциал клеток и тканей и, следовательно, поведение этих клеток и тканей. В том числе раковых.
На всякий рак найдется свой ионный канал
Допив до половины третью пинту пива в баре, Мустафа Джамгоз почувствовал острейшую необходимость проанализировать раковую клетку с помощью метода фиксации потенциала. Он никогда не слышал ни о Бёрре, ни о Норденстрёме. Он тогда еще даже не занимался раком: он был нейробиологом и работал в Имперском колледже Лондона. Дело было вечером, где-то в начале 1990-х годов, и он встретился со своими бывшими коллегами, чтобы выпить пива.
Они обсудили электрическое поведение раковых клеток и ни к чему не пришли, как вдруг на Джамгоза, который всю жизнь изучал ионные каналы, нашло озарение. “Вдруг у меня в мозгу пронеслась невероятная мысль. Боже, ведь никто не анализировал электрические сигналы в раковых клетках!” Он попросил у друзей образцы клеток и принялся за работу. Джамгоз не подозревал, что этот момент ознаменует семь самых сложных и полных разочарований лет в его научной карьере.
Впрочем, трудности и разочарования были ему не в новинку. Джамгоз вырос на Кипре, где греки и турки долгое время враждовали между собой из-за территориальных разногласий. Остров находился под контролем Британии с 1878 по 1960 год, и на момент рождения Джамгоза на каждом углу пестрели знаменитые британские красные телефонные будки и почтовые ящики. В детстве он мечтал поступить в Имперский колледж и подростком самостоятельно научился собирать радиоприемник. В процессе сборки его по пятьдесят раз в день било током, причем не всегда случайно, поскольку довольно быстро его стало интересовать, как человеческое тело воспринимает электричество. Этот необычный ребенок вскоре покинул солнечный Кипр, получив стипендию для изучения физики в мрачной школе-интернате в Кенте, чтобы оттуда перебраться в Имперский колледж. Университет имел хорошую репутацию для обучения психофизике зрения; этот раздел исследований занимается анализом путей, с помощью которых животные превращают физические стимулы, такие как фотоны, в субъективный чувственный опыт об окружающем мире, такой как ощущение голубого цвета. Для своего руководителя Джамгоз с нуля создал электрофизиологическую лабораторию, вплоть до усилителей, а в награду получил ученую степень.
Следующие два десятка лет он занимался изучением электрофизиологических реакций в сетчатке. “Сетчатка – превосходная модель центральной нервной системы, – рассказывал он. – Выделяешь ее из глаза, вставляешь в нее электроды, включаешь свет и видишь, как реагируют отдельные клетки”. Он все еще помнит, как в первый раз подвел электрод к клеткам сетчатки и включил красный свет: клетки немедленно послушались и перешли в вялое состояние деполяризации, так