другой – либо на шейку матки, либо где-то рядом[355]. У тех женщин, у которых проблемы с зачатием были вызваны наличием кист яичников или других незлокачественных заболеваний, почти всегда возникал положительный сигнал. Однако у женщин со злокачественными заболеваниями каждый раз наблюдалась “выраженная негативность” электрического сигнала в цервикальной зоне[356]. Лэнгман подтверждал диагноз с помощью патогистологического анализа. Выяснялось, что опухолевые ткани испускают очень характерные электрические сигналы.

Лэнгман проверил свой метод примерно на тысяче женщин, чтобы удостовериться в справедливости результатов. И они подтверждались: Лэнгман обнаружил характерное отклонение сигнала у 102 пациенток, и когда он их прооперировал, он подтвердил рак у 95 женщин из этих 102[357]. Еще более замечательным было то, что опухоль часто оказывалась еще не развившейся до такой степени, чтобы вызывать симптомы, заставляющие обратиться к врачу, не говоря уже о том, чтобы правильно поставить диагноз. После удаления опухолей электрическая полярность прибора обычно возвращалась в “здоровое” положительное состояние, но не всегда. Если показания оставались отрицательными, Бёрр и Лэнгман подозревали, что им не удалось удалить опухоль полностью или что опухоль успела метастазировать. Раковые клетки продолжали посылать свои злобные сигналы из какой-то точки тела.

Ученых особенно удивляло, что для обнаружения аномалии электрод не требовалось прикреплять непосредственно к опухолевой ткани или даже рядом с ней внутри половых путей. Создавалось впечатление, что сигнал тревоги рассылался на большие расстояния через здоровые ткани тела.

С тех пор прошло почти восемьдесят лет, и эти эксперименты плохо поддаются оценке. Но, судя по всему, в 1940-е годы был открыт надежный неинвазивный метод диагностики злокачественных заболеваний – а потом он был забыт. Лэнгман и Бёрр признавали, что “метод исследования, очевидно, должен подтверждаться другими диагностическими процедурами и ни в коей мере их не заменяет”[358]. Однако он мог быть полезен, и ученые почти горестно заключали, что надеялись на развитие этой новой области исследований в трудах других ученых для развития ранней диагностики заболеваний. В биографической статье, опубликованной через двадцать пять лет, Бёрр с явным разочарованием писал, что никто не воспользовался их данными и не попытался их воспроизвести.

Оглядываясь назад, легко понять, почему так получилось. Никто не мог вообразить, каким образом разность потенциалов связана с развитием опухолевой ткани. Открытия Лэнгмана и Бёрра остались непонятыми и не вызвали реакции, как и многие биоэлектрические наблюдения вне сферы нейробиологии. А всего через четыре года исследования электрических сигналов в биологии были забыты в связи с заявлением Джеймса Уотсона и Фрэнсиса Крика об открытии двойной спирали ДНК. Онкологи заинтересовались генами. Вскоре после повсеместного признания ДНК в качестве единственного решающего фактора в передаче наследственной информации также было признано, что причиной рака может быть все, что повреждает ДНК и вызывает ее мутации. В 1970-е и 1980-е годы активно велись поиски генетических аномалий[359]. Это было неудачное время, чтобы идти против течения в науке.

“История, похожая на научную фантастику”

В 1940-е годы, когда Лэнгман и Бёрр изучали возможности электрометрической диагностики рака, Бьорн Норденстрём тщился понять суть небольших аномалий, которые он выявлял у своих пациентов с раком легкого и молочной железы с помощью рентгена. Он работал в Каролинском институте в Стокгольме, где занимался рентгенологической диагностикой и использовал рентген для изучения развития кровеносных сосудов в опухолевых тканях легкого. В ходе этих исследований он начал замечать загадочные аномалии, регулярно встречавшиеся на снимках[360].

На рентгеновских снимках опухоли и поврежденные области были окружены звездчатыми вспышками[361]. Коллеги не обращали внимания на эти детали, считая их артефактом метода, но Норденстрёма это объяснение не удовлетворяло. К 1983 году он сформулировал теорию. Подобно Бёрру и Лэнгману, он обнаружил загадочное различие в электрических характеристиках нормальных и опухолевых тканей и решил, что причина в том, что ионы проходят через эти ткани по-разному, и это являлось источником обнаруженных им вспышек, которые он назвал “коронами”. Он считал, что “короны” и вызвавшие их потоки ионов являются частью системы электрической циркуляции всего тела, которая существует параллельно с традиционным кругом кровообращения, словно дополнительный кровоток. Эта система переносит ионы через “проводящую среду и кабели” (в том числе через кровь), как маленькие погодные системы, связанные с циркуляционными циклами тела. Наша электрическая система циркуляции не только не менее сложна, нежели круг кровообращения, но и в не меньшей степени участвует в физиологической активности всего тела. Но до сих пор мы ее не замечали, поскольку она невидима глазу.

Странным образом Норденстрём решил не публиковать свои гипотезы в виде серии небольших статей в уважаемых журналах, что является обычным способом распространения научных теорий. Вместо этого он в 1983 году на собственные средства опубликовал результаты в виде отдельной книги – это был гигантский 358-страничный труд под заголовком “Биологические закрытые электрические цепи: клинические, экспериментальные и теоретические доказательства дополнительной системы циркуляции”[362]. Ни один издатель не хотел за это браться.

Но некоторых исследователей эта работа все же заинтересовала. Книгу украшало не одно предисловие, а целых три, да еще и введение, и все это было написано четырьмя учеными, желавшими связать свое имя с этой необычной идеей. “Я не вижу нужды в долгом разъяснении ее научной значимости”, – откашливался биохимик из университета Экс-Марсель Жак Отон с неподражаемым французским холодком. “Сегодня трудно полностью оценить ее по достоинству”, – продолжал он, отмечая, что это “как минимум важнейший момент в эволюции нашего понимания биологической науки”[363]. Остальные комментарии были не менее восторженными.

На тот момент прошло всего семь лет с тех пор, как ученые обнаружили первые ионные каналы, впускающие и выпускающие ионы натрия из клеточных “ночных клубов”. На шкале развития науки это лишь миллисекунда, так что идея о связи между биоэлектричеством и раком была все еще непостижимой. “Теория кажется ошибочной, – сообщал заместитель директора Национального института рака Грегори Курт в газете Los Angeles Times в 1986 году. – В рамках наших сегодняшних знаний о биологии рака нет никаких свидетельств тому, что изменение электрического поля оказывает какое-либо влияние на опухоль”[364].

Однако Норденстрём уже начал лечить пациентов, используя принцип биологически замкнутых электрических цепей, чтобы (как он заявлял) прервать электрические сигналы, способствующие развитию рака. Положительно заряженный электрод в форме иглы он вводил в опухоль, а отрицательно заряженный – в здоровую ткань и на протяжении нескольких часов пропускал через ткани прямой ток под напряжением в 10 вольт. Процедуру повторяли до тех пор, пока опухоль не съеживалась.

Норденстрём сообщил корреспонденту газеты Los Angeles Times, что от пациентов, с которыми он работал, “отказались хирурги и другие врачи, поскольку их заболевание продвинулось слишком далеко, чтобы