Даже превращение Соединенных Штатов в воюющую державу не повлекло немедленного и кардинального изменения взгляда на военные операции в Европе. Ставка на повышение удельного веса в мировых делах без перенапряжения своей экономики и общественного мнения сама по себе предполагала перекладывание тягот на других, изнурение актуальных противников и будущих соперников.

Искать какой-то единственный знаменатель, программировавший образ мышления и практику США в 1940–1941 годах, – занятие многотрудное и малоблагодарное. Навар будет совсем убогим, если применительно к политике Соединенных Штатов по отношению к СССР свести поиск к охоте за ведьмами, особенно чужестранного происхождения. Попробуем начать с малого: отчалим от пологого берега, заболоченного подозрительностью, предрассудками, неприязнью до такой степени, что поступиться прошлогодним снегом – и то было жалко.

Внешние обстоятельства поместили Советский Союз в 1941 году в одну лодку с США и Англией. Подобно человеку в беде, правительства и нации запрыгивают в спасительное суденышко налегке. Только вот балласт, который они скопили в головах, редко оставляют за бортом, и он может оказаться столь грузным и стойким, что даже все исцеляющему времени трудно с ним справляться.

Если быть точным, Вторая мировая война так и осталась в практике ее участников сводом национальных войн, сгруппированных в коалиции по признакам сравнительной близости актуальных интересов. Ни на одном этапе войны не существовало даже полнокровного англо-американского союза, общей политики этих двух держав или их единой стратегии[357]. Когда Ф. Рузвельт пропускал вперед У. Черчилля, он не перенимал суждений премьера и не идентифицировался с британскими целями[358]. Вопреки всем стараниям У. Черчилля, Англия не приобрела в глазах президента статуса «братской страны». Больше того, «первые трещины в антигитлеровском союзе, констатирует известный историограф армии США М. Мэтлофф, обнаружились между Соединенными Штатами и Англией»[359]. Это же подтверждает Р. Шервуд.

Советский Союз и входившие во вкус великодержавия США разделяла, помимо океанов и языка, еще бездна социальной и идеологической отчужденности. Предстояло пообвыкнуться, приглядеться друг к другу, скопить положительный опыт, на почве которого и мог пробудиться взаимный конструктивный интерес. Этот новый, во многом незнакомый интерес должен был потеснить прежние разочарования и обиды, убрать завалы, так часто мешавшие обеим сторонам принимать факты за факты. Ведь в политике зачастую куда больший вес имеет не событие или факт, а молва и мнение, созданные вокруг факта или события.

В 50-60-х годах за «советскую креатуру» шли – в писаниях Гелена и прочих – Борман (после отбытия Гесса в Англию второе лицо в нацистской партии), Мюллер (глава гестапо), кое-кто из генеральской мелкоты. Но тень фюрера не тревожили. На исходе XX века открыли, что все годы нахождения у власти, до 1941 года без сомнений, Гитлер имел тайного почитателя и союзника в лице Кремля. Милые бранились – только тешились. И торговля между ними «процветала», и всякое такое прочее. В 1939 году тайное стало явным, и Третий рейх мог на русских харчах и сырье приступить к своим завоеваниям.

Советской сталью, убеждают публику мистификаторы, были подкованы сапоги солдат вермахта, что чеканили шаг в Дании и Норвегии, на советском горючем нацистские танки прошлись по Люксембургу, Бельгии и Голландии, прежде чем въехали в Париж. Само собой, советским бензином были заправлены самолеты люфтваффе, бомбившие Великобританию, и дизельным топливом – подводные лодки, топившие британские суда.

Доказательства? А зачем они нужны, если «сложилось мнение». Когда в том есть потребность, возникшее мнение можно подпружинить другим родственным мнением или, для вящей убедительности, пристроить в прилагаемой к мнению таблице дополнительный «нулек», и, извольте, – из 279 тысяч тонн нефти за ту же цену нетрудно сообразить 2790 миллионов тонн[360].

До 1992 года редко у какого исследователя появлялась здесь возможность или возникало желание заглянуть не в писания собратьев по профессии, а в архивные святцы. Но после защиты Генрихом Швендеманном докторской диссертации «Экономическое сотрудничество между германским рейхом и Советским Союзом в 1939–1941 годах – альтернатива гитлеровской восточной программе?» и воспроизведения ее основного содержания в отдельной книге спекуляции и инсинуации не извинительны. С ними вроде бы пора кончать.

Автор имеет привилегию пользоваться текстом диссертации, любезно предоставленным ему д-ром Швендеманном. Эта фундаментальная работа подтверждает, что объем советско-германской торговли к 1938–1939 годам упал за пять предшествовавших лет на порядок. Импорт из СССР – о советском сырье и материалах между тем прежде всего ведется речь – составил в 1938 году 53 миллиона, в 1939 году – 30 миллионов марок. Золото и девизы, которые Москва в покрытие задолженности по торговым операциям веймарского периода (1,2 миллиарда марок) переводила в Берлин, тратились нацистами на экспорт в основном из США. Советский Союз, со своей стороны, пытался возместить выпадение немецких партнеров (в январе 1936 года Гитлер категорически запретил продажу в СССР материалов военного назначения) размещением заказов в Соединенных Штатах. Военно-морское ведомство США, однако, блокировало соответствующие советские шаги[361].

После подписания Молотовым и Риббентропом договоров о ненападении (23 августа) и о границе и дружбе (28 сентября) посольство Германии в Москве было извещено своим центром о направлении в советскую столицу делегации Риттера-Шнурре с заданием «в течение нескольких дней» согласовать программу немедленных поставок примерно на шесть месяцев. Из желания покупаться в советском сырье, нефти и зерне, а также устроить транзитный поток через СССР олова и каучука до декабря 1939 года ровным счетом ничего не вышло: ни одной тонны рейху не перепало.

С введением США 2 декабря 1939 года «морального эмбарго» против Советского Союза наметились подвижки. 18 декабря сторонами был подписан первый контракт по нефти (на 108 тысяч тонн). Немцы получили с конца декабря 1939 по январь 1940 года 22 400 тонн нефти, а в феврале 1940 года случилась заминка: Москва выдвинула каталог требований, включавший все позиции, запрещенные к продаже СССР администрацией США, и обусловила поставки товаров, интересовавших Берлин, удовлетворением этих заявок.