Прекращение обмена мнениями С. Уэллес – К. Уманский сигнализировало возврат США к рестриктивному курсу в экономических отношениях с Советским Союзом. 11 апреля вышло распоряжение госдепартамента о невыдаче СССР лицензий на любые виды товаров, которые необходимы для оборонительных программ США или для поддержки правительств, получающих американскую помощь по закону о ленд-лизе. Мотивом для отказа в лицензиях объявлялось «подозрение», что товар может быть реэкспортирован в Германию или будет использован в Советском Союзе для развития производств, выполняющих немецкие заказы[351].

В результате оказались аннулированными все уже выданные советской стороне лицензии. До 22 июня 1941 года СССР не получил ни одного нового разрешения на закупку товаров в США. «По внешнеполитическим резонам» были задержаны, кроме того, готовые к отправке в СССР партии бензина и нефтеперерабатывающее оборудование, введен запрет на транзит через территорию Соединенных Штатов соответствующих товаров, а также на заход иностранных судов в американские порты с грузами, предназначавшимися для Советского Союза. Имелось в виду отказаться от продления американо-советского торгового соглашения на 1941/42 финансовый год.

Некоторые из репрессалий без обиняков замыкались на заключение Советским Союзом договора с Японией. Сомнительно, однако, чтобы одно нежелание Москвы стать «восточноазиатской шпагой» Вашингтона против Японии[352]вызвало в США сход лавины антисоветизма. Договор от 13 апреля скорее походил на ту последнюю соломинку, что ломает верблюду спину. Попытки Сталина любой ценой отвести от себя войну с Германией будили в Белом доме самые черные подозрения. Политики, склонные полагаться скорее на инстинкт, чем на факты, видели Россию в роли младшего партнера Германии и ее сырьевого придатка.

7 июня Вашингтон ввел строго разрешительный порядок на поездки советских дипломатов за пределы федерального округа Колумбия. Неделю спустя была взята под контроль администрации собственность европейских «континентальных государств» на всей территории США. Под этот акт попадала собственность также советских внешнеторговых организаций и их партнеров – американских юридических лиц.

Администрация энергично склоняла Лондон к конфронтации с СССР, отсоветовала ему завязывать диалог с Москвой, в пользу которого, по американским сведениям, был настроен Иден. Амплуа переменилось: если в конце 1940 – начале 1941 года к порке Советского Союза подталкивали англичане, а американцы их утихомиривали, то теперь британское правительство выступало модератором. Черчилль и его коллеги указывали на близившуюся развязку в нацистской «инсценировке Рапалло». Провоцировать в такой момент советское руководство представлялось им неразумным. Стоило задуматься над тем, что делать через неделю-другую, когда нападение Третьего рейха на СССР создаст в корне отличную ситуацию.

Вывод о вероятности войны между Германией и СССР был сделан британским объединенным разведывательным комитетом 23 мая 1941 года. Возможные последствия нацистского нападения рассматривались, как отмечает профессор Г. Городетский, исследовавший позицию Великобритании по документам кабинета министров, Форин офис и военного министерства, «исключительно через призму дестабилизации обстановки, которая могла бы повлиять на британские интересы на Среднем Востоке и в Индии». В качестве «контрмеры» против прорыва Германии на Восток предусматривалась оккупация Ирана, чтобы позволить английским ВВС «зажечь невиданный костер» в районе бакинских промыслов. Командующему британскими войсками на Среднем Востоке генералу Уэйвеллу были даны соответствующие указания[353].

В середине июня, когда агрессия Германии против СССР считалась делом почти решенным, начальникам штабов было рекомендовано не делать намеков на желательность союза с СССР, ограничиваясь терминами «общий враг» и «общая цель» – «нанесение Германии максимально большого ущерба» (А. Иден). Британский вклад определялся (17 июня) единственно как «благоприятное отношение (к России) в недалеком будущем»[354]. Задача – поощряя СССР к сопротивлению агрессору, но без отвлечения на помощь русским британских ресурсов выиграть примерно восемь недель для подготовки к отражению вторжения вермахта на Британские острова.

14 июня 1941 года Черчилль направил президенту США послание, в котором ставился вопрос о возможном «поощрении» России на сопротивление агрессору и оказании помощи ей. Оно встретило за океаном неоднозначный прием. Формально ответ Рузвельта (20 июня) укреплял британского премьера в готовности поддержать Советский Союз. Давалось даже обещание примкнуть к любому заявлению Черчилля, в котором он назовет «Россию» союзником.

Госдепартамент тем временем углубился в проработку модальностей развития с позиций державы, которая может себе позволить роскошь выжидать и наблюдать, не чувствуя себя ни перед кем обязанной, располагает привилегией сортировать окружающий мир по Критериям, ею самой определенным. Не согрешить, будучи в положении Соединенных Штатов и владея их ресурсами? Констатируем как данность: ни прежде, ни тогда, ни позже не было на земле системы, режима, правительства, способных и готовых сначала свои дела и вслед чужие мерить по совести, соотнося их с нормами морали, неодинаково выражаемыми, но неизменно присутствующими во всех мировых религиях, в большинстве позитивных политических и социальных теорий, возносимыми порой на уровень международно-правовых аксиом.

14 июня К. Хэлл поручил поверенному в делах США в Лондоне срочно посетить А. Идена, чтобы поставить его в известность о новых директивах, которые кладутся в основу дальнейших отношений с СССР:

«1) не предпринимать никаких попыток сближения с советским правительством;

2) сдержанно относиться к любым шагам, которые может предпринять советское правительство нам навстречу, до тех пор, пока советское правительство не даст удовлетворяющих нас свидетельств, что дело не ограничится маневрами с целью достижения односторонних уступок и выгод для себя;

3) отклонять любые советские предложения, рассчитанные на наши уступки в интересах „улучшения атмосферы советско-американских отношений“, и если мы захотим что-либо дать Советскому Союзу, то требовать строгой qui pro quo (взаимности);

4) не допускать отступления от принципов ради улучшения отношений;

5) в целом давать понять советскому правительству, что мы считаем задачу улучшения отношений одинаково важной как для Советского Союза, так и для Соединенных Штатов, если не более важной для Советского Союза;

6) базой наших повседневных отношений, насколько их надо поддерживать, является принцип взаимности».