одежды. Клянусь Богом, я могла бы рассмеяться ему в лицо. Я только что сказала ему, что я в полной агонии, и он хочет сблизиться?

— Тебе нужно уйти. Я не могу дать тебе то, что ты хочешь прямо сейчас.

Он издевается надо мной, и я чувствую, как его руки толкают меня на кровати так, что я балансирую на краю, затем он скользит ко мне сзади. Мое сердце начинает биться так сильно, что я слышу, как оно пульсирует у меня в ушах.

— Грифон, какого черта…

— Просто замолчи, — огрызается он.

Он притягивает меня обратно к своей груди, так что я лежу на кровати, а затем одна из его рук ложится на мой голый живот под тонкой ночной рубашкой. Его ладонь теплая, но становится обжигающе горячей, когда его сила течет через его кожу в мою.

Боль прекращается.

Я снова начинаю плакать.

Я остаюсь неподвижной в его объятиях, в основном, чтобы остановить рыдания, охватившие все мое тело, и дать ему понять, насколько я чертовски жалка. Это его не беспокоит, он начинает двигать меня, просто слегка подстраивая, пока я не оказываюсь в большей безопасности в его объятиях, и мы оба удобно прижимаемся друг к другу.

Я жду, пока, по-моему, мой голос не станет ровным и не пропитается слезами, прежде чем прохрипеть:

— Спасибо.

Он пренебрежительно напевает себе под нос. Я чувствую себя самой большой гребаной сукой в мире, и именно из-за этого, или из-за теплого одурманивающего ощущения его силы, я добавляю:

— Уйти от тебя было самым трудным, что мне когда-либо приходилось делать. Эта боль ничто по сравнению с этим.

Его руки сжимаются вокруг меня, пока я не начинаю думать, что не могу дышать, но это только заставляет меня чувствовать себя… в безопасности.

Я засыпаю легче и глубже, чем когда-либо за последние годы.

* * *

Я просыпаюсь одна в своей постели.

Мои судороги вернулись, но, слава Богу, гораздо более управляемые. Я чувствую себя раздутой, раздражённой и готовой оторвать морды любым сучкам, которые начнут приставать ко мне сегодня. Я иду и принимаю душ, радуясь, что общая ванная комната блаженно пуста.

Я немного посмеиваюсь при мысли о лице Норта, если бы он узнал, что я подралась с некоторыми из этих девушек. Я могу только представить, как ужасно неловко это было бы для самого великого советника. Потом я вспоминаю, как он полностью отверг меня, когда привез сюда прошлой ночью, и улыбка просто сползает с моего лица. Не имеет значения, что они думают. Я буду продолжать говорить себе это, пока до меня не дойдет.

Я вытираюсь и возвращаюсь в свою комнату, чтобы переодеться на день. Я стремлюсь к удобству и милости, нуждаясь в той небольшой броне, которая у меня может быть против этих людей, и я наполовину натягиваю рубашку, когда Грифон открывает дверь моей спальни и входит. Он не смотрит на меня и не замечает моего раздетого состояния, когда хватает дверь, чтобы закрыть ее и запереть за собой.

Мне удается натянуть рубашку поверх лифчика, прежде чем его глаза, наконец, касаются меня. Он не выказывает никаких признаков шока, но не торопится, скользя взглядом по моим голым ногам. Я рада, что сегодня выбрала милое нижнее белье, потому что обычно я предпочитаю комфорт во время месячных. Черные трусики-бикини просты, но достаточно сексуальны.

Он смотрит на меня.

— Я принес тебе таблетки, которые тебе нужны. Я также захватил термос и немного фастфуда. Моя сестра любит конфеты, когда у неё ПМС, так что я подумал, что ты тоже захочешь, — говорит он, протягивая мне целлофановый пакет.

Я просто стою там и секунду моргаю, глядя на него.

— Зачем тебе это делать?

Он кладет пакет на мою кровать, когда становится ясно, что я не собираюсь его брать. Я, наконец, вспоминаю, что на мне нет штанов, и, спотыкаясь, иду к своей сумке, чтобы взять джинсы, забывая о своих планах насчет штанов для йоги теперь, когда Грифон стоит здесь, выглядя чертовски сексуально. Я отворачиваюсь от него, чтобы натянуть их, и стараюсь не морщиться, когда поднимаю их. Почему они не могут сшить симпатичные джинсы, которые не сдавливают твою матку, как чертовы тиски?

— Я собираюсь задать тебе вопрос и хочу, чтобы ты честно на него ответила.

Я морщусь и бросаю на него косой взгляд.

— И с чего бы мне?

Он фыркает.

— Я помог тебе прошлой ночью, не так ли? Это простой вопрос, ничего слишком откровенного.

Мои глаза сужаются, когда я смотрю на него. Он действительно помог мне, он помог мне больше, чем сам знает. Он помог мне справиться не только с болью, которую я испытывала, я начала чувствовать, что не могу продолжать жить здесь, но он изменил это одним актом доброты. Думаю, я действительно в некотором роде ему чем-то обязана.

Я пожимаю плечами.

— Я отвечу на все, что смогу. Большего я тебе обещать не могу.

Я достаю Мидол из пакета и принимаю его без воды, таблетка немного тянет в горле, затем я сажусь на кровать, чтобы надеть ботинки. У меня осталось совсем немного времени до начала занятий, и мне нужно что-нибудь съесть до этого, иначе мне придется ждать до обеда, а это звучит как еще одна форма пытки. Я действительно не хочу, чтобы один из братьев Дрейвен засунул мне сегодня в задницу. У меня будет слишком большая вероятность ударить одного из них по горлу, и мне нужно сохранить контроль.

Это становится все труднее и труднее делать.

— Ты хотела убежать от нас, или тебя вынудили?

Это открытый вопрос, достаточно открытый, чтобы я могла ответить на него честно, не испортив полностью свою жизнь, поэтому я вздыхаю и криво улыбаюсь ему.

— Я отвечу, но ты все равно мне не поверишь. У меня не было другого выбора. Я не могу сказать больше, не рискуя тобой и другими Связанными, и, несмотря на то, что вы все думаете, все, что я сделала, это чтобы уберечь вас.

Его глаза прожигают мою кожу, горячее, чем его сила была на моем животе прошлой ночью.

— Скажи мне, кто тебе угрожает.

Я качаю головой.

— Я не могу тебе сказать. Я не могу никому рассказать.

Я наблюдаю, как он снова скрежещет зубами, что он явно делает, когда я его злю. Мы едва провели какое-то время вместе, и все же я уже знаю это о нем.

— Что, если я пообещаю не рассказывать другим Связанным, ты