— Ну, а мы уже в Салте.

Когда мы изумленно на него уставились, он объяснил, что старшины племени бени-сахр в один прекрасный день прибыли в Иерихон и предложили немедленное сотрудничество своих двадцати тысяч соплеменников в Темеде, и на следующий день, принимая ванну, Болс придумал новый план и полностью его выполнил.

Я спросил, кто был во главе людей бени-сахр. Не скрывая своего торжества, Болс ответил, что Фахад.

Все, что я слышал, начинало мне все меньше нравиться. Я знал, что Фахад не мог бы выставить и четырехсот людей, и что в эту минуту возле Темеда нельзя было бы обнаружить ни одной его палатки, так как все люди двинулись на юг к Юнгу.

Мы поспешили в управление, чтобы узнать правду, и, к несчастью, убедились, что все обстояло так, как рассказал нам Болс. Британская кавалерия экспромтом поднялась в горы Моаба, основываясь на каких-то воздушных обещаниях шейхов зебна, жадных людей, приехавших в Иерусалим, лишь чтобы вкусить от щедрот Алленби, но их там поймали на слове.

Разумеется, этот набег потерпел неудачу, пока я еще находился в Иерусалиме, ибо люди бени-сахр беспечно валялись в своих палатках, либо находились далеко от них с Юнгом. Мы были отрезаны и избежали огромного несчастья лишь благодаря инстинкту Алленби, как раз вовремя подсказавшему ему всю опасность положения. И все же мы тяжело пострадали.

Наше движение, развивавшееся гладко, пока против нас был лишь один бесхитростный враг, увязло в трясине непредвиденных случайностей. Мы всецело зависели от Алленби, а он не был удачлив. Германское наступление во Франции лишило его войск. Военное министерство обещало ему индийские дивизии из Месопотамии и индийские маршевые команды.[62] С ними он воссоздал бы свою армию по индийскому образу. Может быть, по окончании лета он опять обрел бы боеспособность, но сейчас мы должны были оставаться на месте.

За чаем Алленби упомянул об имперской верблюжьей бригаде, сожалея, что благодаря стесненному положению, в которое он попал, он должен упразднить ее, а людей использовать как кавалерийские подкрепления;

Я спросил:

— Что вы собираетесь сделать с их верблюдами?

Рассмеявшись, он ответил:

— Спросите «К».[63]

Я послушно пересек пыльный сад, ворвался к генерал-квартирмейстеру сэру Вальтеру Кэмпбеллу — истому шотландцу — и повторил свой вопрос. Он с твердостью ответил, что верблюды уже заклеймены тавром дивизионного транспорта для второй из новоприбывших индийских дивизий. Я объяснил, что хочу получить две тысячи из них. Его первый ответ звучал неопределенно. Вторым же он дал понять, что я могу хотеть этого, сколько мне угодно. Я приводил ему различные доводы, но Кэмпбелл казался неспособным усвоить мою точку зрения. Разумеется, природе генерал-квартирмейстеров свойственна скаредность.

Я вернулся к Алленби и громко сказал перед всеми присутствующими, что имеются свободных две тысячи двести верховых верблюдов и тысяча триста обозных. Все они временно приспособлены для транспортных нужд, но ведь верховые верблюды, разумеется, остаются верховыми верблюдами.

В штабе зашумели, словно и они сомневались, смогут ли верховые верблюды перевозить поклажу. Каждый британский офицер считает вопросом чести уметь разбираться в животных. Поэтому я не удивился, когда вечером главнокомандующий пригласил сэра Вальтера Кэмпбелла к обеду.

За супом Алленби завел разговор о верблюдах. Сэр Вальтер заявил, что они необходимы для индийской бригады. После ожесточенного спора Алленби с улыбкой сказал сэру Вальтеру Кэмпбеллу:

— «К», вы проиграли.

Мы получили верблюдов. Это был огромный, королевский дар, дар, представлявший арабам способность неограниченного передвижения. С ним арабы могли выиграть войну, когда и где им захочется.

На следующее утро я уехал, чтобы присоединиться к Фейсалу в его холодном гнезде у Абу эль-Лиссана. Я рассказал ему, что Алленби дал нам две тысячи верблюдов. Фейсал разинул рот и, схватив меня за колено, воскликнул:

— Что такое?

Я рассказал ему всю историю. Он вскочил и поцеловал меня. Затем он громко хлопнул в ладоши. Черное лицо раба появилось у входа в палатку.

— Скорее, — крикнул Фейсал, — созови всех.

Раб убежал.

— Все почти закончено, — сказал я. — Скоро ты сможешь меня отпустить.

Он принялся возражать, говоря, что я должен всегда оставаться с ними, и не только до взятия Дамаска, как я обещал некогда в Ум-Ледже.

У входа раздался топот ног, и один за другим старшины расселись на коврах, с удивлением глядя на радостное лицо Фейсала.

Фейсал сказал, что Аллах послал им средства к победе — две тысячи верховых верблюдов. Наша война не встретит больше помех, придет к победному концу и принесет арабам свободу.

Они удивленно забормотали, стараясь изо всех сил сохранить спокойствие, как подобает мудрым людям, и устремили на меня глаза, чтобы узнать, каково мое участие в этом событии.

— Великодушие Алленби, — сказал я.

Шейх Заал живо ответил за всех их:

— Да сохранит Аллах его жизнь и вашу!

— Отныне мы будем одерживать победы! — сказал я и выскользнул из палатки, чтобы рассказать все Джойсу,

Старшины увлеклись за моей спиной безудержными ребяческими речами о своих грядущих подвигах.

Джойс также обрадовался и успокоился при известии о двух тысячах верблюдов.

Между тем нам нужно было все лето продержать наши силы на плоскогорье, осаждая Маан и мешая восстановлению железных дорог. Задача была трудная.

Но наше восстание безостановочно разрасталось. Фейсал, скрывшись в своей палатке, беспрерывно агитировал за арабское движение. Акаба бурлила. Арабские регулярные войска в третий раз одержали победу над Джердуном, разрушенный вокзал которого сделалось у них почти привычкой брать и затем отдавать обратно. Наши броневики случайно захватили турецкий отряд, совершавший вылазку из Маана, и уничтожили его, так что подобный удачный случай больше уж не повторился. Зейд, командуя половиной армии, расположенной к северу от Угейды, проявлял огромную энергию. Его веселость нравилась кадровым офицерам больше, чем поэтичность и сухая серьезность Фейсала. Таким образом, счастливое сочетание характеров обоих братьев заставляло людей самого различного толка симпатизировать тому или иному из вождей восстания.

В течение шести недель мы, готовые к военным действиям, оставались на месте. Зейд и Джафар со своими регулярными войсками продолжали успешный разгром сектора Маана. Ишан Насир в сопровождении Пика и Горнби двинулся к Хесе, в сорока милях к северу, и одним удачным ударом овладел восемью милями железной дороги. Благодаря их полному уничтожению задуманное турками наступление против Фейсала в Абу эль-Лиссане было сведено к нулю.