– Ты что, действительно хочешь захватить с Тихой мартышку? – изумился Крейг. – Но это же все равно что завозить полевых мышей из Андромеды. Если тебе нужно домашнее животное, не стоит ли подыскать что-то поэкзотичнее? Нас же друзья засмеют. Скажут – должно быть, это самое ценное, что нам удалось поймать.

– На всех не угодишь, – заступился я за Кэт. – Что прикажешь делать – посадить во дворе на цепь гариманга? Конечно, это неплохой выход, особенно если цепь сделать подлиннее – можно снимать с участка сигнализацию и экономить на охранных системах. А главное, у всех сразу пропадет охота шутить.

– Надо посмотреть отчеты по Тихой и точно узнать, чем питаются эти милые крошки! – Кэт уже загорелась воплощением замысла в жизнь. – Ты случайно не знаешь, Крейг?

– Они?.. Боже, да чем угодно! Не понимаю, зачем тащить их отсюда. Такие же точно или похожие в любом зоопарке есть. Когда вернемся, закажи с доставкой на дом.

Кэт обиделась на Крейга за столь явное пренебрежение к ее выбору и дулась на него до вечера. На следующий мы трижды летали выпустить попавшихся в ловушки ненужных нам животных, а за неделю проделали это в общей сложности раз сорок. Все данные, записанные устройствами ловушек, передавалась в распоряжение Биаса, что должно было помочь нам впоследствии более тонко их настроить. Мы владели только сведениями ООЗ, которое, в свою очередь, владело отчетами, предоставленными членами Общества, а на Тихой в прошлом высаживалось слишком мало профессиональных охотников. О гориллах Фостера мы знали немного, относительно других видов имелась обширная, но разрозненная информация, в разное время и по разным поводам переданная в ООЗ учеными и охотниками-любителями. Оставалось действовать методом проб и ошибок, постепенно убирая из программ имитаторов приманок все ненужное, стараясь при этом оставить возможно больше того, что могло привлечь горилл. Я считал, что название животным дали неудачное, и они больше походят на шимпанзе. По крайней мере на морду.

– Когда мы их наловим, давай настоим, чтоб их переименовали, – предложила Кэт. – В твою честь – «шимпанзе Дугласа». Ну его к черту, этого Фостера. Пусть все забудут про него.

Вскоре нам попался еще один гигантский дикобраз, куда крупнее первого. Он никак не хотел покидать ловушку – ему, кажется, нравилось там, и он не мог понять наших настойчивых попыток выселить его из облюбованного им убежища. Через три дня мы опять обнаружили, что ловушка оккупирована дикобразом, на сей раз – самкой с чрезвычайно скверным характером. Она твердо решила защищать от наглых самозванцев уютную ловушку, и нам с Малышом пришлось изрядно попотеть, прежде чем дикобразиха согласилась выйти наружу. Однако ей тут же пришло в голову, что неплохо взять под контроль всю прилегающую территорию. Минут сорок она бродила вокруг, воинственно кряхтела, топорщила иглы и поглядывала на нас, смутно надеясь, что мы спустимся со скутера на землю и вступим с ней в битву. Когда ей стало ясно, что мы – жалкие трусы, она разочарованно вздохнула и… прямиком направилась домой – в родимую ловушку. Я дал команду на закрытие стенки, но механизм заело. Пришлось спрыгнуть на сетчатую крышу и опустить стенку вручную. Дикобразиха, рассвирепев, развернулась спиной, дернулась назад и едва не достала меня своими длиннющими иглами. Спустя два часа она еще топталась вокруг, не желая отказаться от мысли, что ловушка – то самое место, где ей надо остаться жить навсегда и в будущем произвести на свет потомство.

После этого случая стало ясно, что поимка в одном и том же месте трех редких животных за короткий срок неслучайна, и привлекает их, скорее всего, не приманка, а сама конструкция устройства. Кэт предположила, что где-то недалеко расположен район постоянного проживания дикобразов, а если так, то мы и в будущем не избавимся от их повышенного внимания к этой ловушке. Пришлось перенести ее на новое место.

Другими животными, которые доставляли много хлопот на земле, были разнообразные лесные свиньи – от небольших, с двухмесячного поросенка, шустрых хрюшек, до огромных свирепых кабанов весом до трехсот килограммов и больше. Все они встречались в джунглях в больших количествах, были практически всеядны, и отстроить имитаторы приманки от их широких вкусов не представлялось возможным. На деревьях главным источником беспокойства оставались оранжевые мартышки и обезьяны других видов и всех цветов радуги. Ежедневно нам приходилось совершать два – три вылета минимум, а иногда и до двух десятков, не считая тягостных обязанностей по перестановке ловушек с места на место. Кроме кабанов и обезьян, нам за первый месяц пришлось выпустить на волю представителей чуть ли не всех травоядных и всеядных Восточного массива, габариты которых соответствовали заданным параметрам отлова. И только необходимые нам гориллы Фостера упорно обходили ловушки стороной.

Ежедневно мы изгоняли из ловушек уйму ненужного нам зверья, переустановка отнимала прорву времени, а результаты оставались на нуле. К средине второго месяца мы так вымотались, что даже проклинали неуловимых горилл без прежнего азарта, и больше всего на свете нам хотелось посмотреть в глаза негодяю, назвавшему такой способ охоты пассивным. По сравнению с этой каторгой охота со скутеров казалась попросту состоянием полного покоя.

Однажды мы вылетели на место, чтобы выпустить из ловушки очередного кабана. Осложнений не предвиделось – свиньи, едва только одна из стенок поднималась, всегда опрометью бросались прочь на скорости, близкой к скорости света. Малыш, который прилетел один, подал команду поднятия, но что-то не сработало, и он лениво слез со скутера на крышу ловушки. Я подвесил скутер поодаль, чтоб нам с Кэт было удобнее наблюдать за тем, как здоровенный кабан рванет в кусты. Он не обманул наши ожидания – едва сетка поднялась на достаточную высоту, сорвался с места как ракета. И тут Кэт отколола номер в стиле Малыша: она спрыгнула со скутера на землю и оказалась прямо на пути животного. Высота была около четырех метров; Кэт мягко приземлилась с перекатом вперед и тут же вскочила, согнув спину и расставив ноги, – в руке у нее был зажат нож. Я выхватил пистолет и прицелился в несущуюся на Кэт двухсоткилограммовую тушу; Малыш с крыши ловушки сделал то же самое, но не мог стрелять, поскольку находился с кабаном и Кэт на одной линии; кабан пригнул голову, готовясь поддеть длинными нижними клыками худенькую фигурку, преграждавшую ему дорогу. Я дважды выстрелил и оба раза попал; кабан налетел на Кэт, а она отпрянула вправо и всадила свой «Легионер» ему в бок; Малыш, как только Кэт убралась в сторону, выстрелил тоже, хоть это и было до крайности рискованно. Кабан, перевернувшись через голову и прокатившись пару метров, вломился всей своей тушей в заросли кустарника – он был мертв на четыреста процентов. Малыш спрыгнул на землю, шумно выражая свое восхищение:

– Вот это удар! Здорово ты его подловила!

Я посадил скутер, слез с него и подошел к Кэт:

–Диана сказала бы сейчас, что твои действия были неразумны.

Кэт присела на корточки возле кабана, осматривая раны.

– Все-таки это мой трофей. Я взяла бы его и без вас. Ты посмотри, Пит, какие клыки – настоящие бивни! И не вздумай меня ругать – ты сам говорил что надо устроить пикник с шашлыками. Так что я для тебя старалась, проглот ненасытный.