– Да-а-а, – довольно тянет. – Она ведь мне нравилась. Я думал, с работой закончу, может, что и получится. А когда она сюда переехала – понял, что надо брать. Судьба. А оказывается… Ты, тварь. Невеста твоя. Первый забрал.

– Что? – сильнее сжимаю пальцы на его рубашке.

Бред.

Делать всё это из-за мести? Причём настолько долбанутой? Зависть! Тупорылая зависть засела в его башке, не вылезая.

Я знал, что у людей дохрена тараканов, но не настолько.

Мне никогда таких не понять. Его отец сравнивал его со мной, а в итоге пострадала Мира?

Кулаком осознанно разбиваю его лицо. Второй удар в живот. Куда вижу, туда и попадает. Остановиться не могу, увлекся до такой степени, что дверца шкафа ломается, и Тихомиров вместе с ней падает в углубление, а затем скатывается и падает на пол.

Делаю шаг назад.

Пытаюсь отдышаться.

Хотел бы ему быстрой смерти – ещё несколько ударов, и точно труп. Он уже и так без сознания, с закрытыми глазами. И в этот раз он не отделался просто слегка разбитым лицом.

Достаю телефон из кармана, пытаясь выровнять дыхание.

Безумие накрывает. Я никогда свои эмоции, вышедшие из-под контроля, не мог обуздать. Из-за вспышек агрессии всегда проблемы были.

Думаю о Мире. Сердцебиение приходит в норму. Потихоньку.

Подрагивающими пальцами разблокировал телефон. Звоню другу, который работает в полиции, и с которым уже обо всём договорился. А сам падаю на диван. Смотрю на трясущиеся руки.

Только сейчас понимаю, что всё.

Нет больше ребёнка.

Не будет контракта.

Ничего.

Она сможет уйти.

И этого сейчас я не хочу больше всего.

Смотрю на свои дрожащие пальцы, пытаюсь понять, где реальность, а где сон. Быть этого не может. Пусть слова врача окажутся ложью, или я снова упаду на подушку и усну, пожелав, чтобы всё происходящее стало лишь кошмаром.

– Мне жаль.

Замершая беременность, выкидыш…

Лучше бы я дальше провалялась под успокоительными, чтобы не слышать этих безжалостных слов.

Дотрагиваюсь до плоского живота. Если раньше он был маленький, округлый, то теперь абсолютно ничего. Понимаю, почему не чувствовала нашей связи, оборвавшейся так внезапно. Почти целую неделю я ходила в неизвестности, надеялась на хороший исход, а теперь…

Пусто.

Нет ничего.

Ни моей малышки, ни эмоций.

Зато море слёз, стекающих по щекам, я могу собрать в чашу, заполнив её до краёв.

И улыбка. Странная от неверия улыбка на губах. Я истерично выдаю какие-то звуки, снова поглаживаю пустоту через медицинскую сорочку. Вот-вот накроет. Пока до мозга доходит не всё. Но ещё чуть-чуть…

Где-то раздается детский плач – мимолётный звук, проскальзывающий мимо моих закрытых дверей. Но даже так я слышу этот раздирающий душу крик. Крик не моего ребёнка. Чужого.

Моего больше нет.

Можно выкинуть те купленные в мимолётном порыве вещи. Чепчик, ползунки. Те розовые кусочки ткани, от которых умилялась, пока сердце сжималось от боли.

Чего боялась – то и получила.

Не будет ни присыпок, ни запаха салфеток, бархатной кожи. И возгласов: «Смотри, она сама держит головку!».

Проклятье! Как же я ненавижу эту грёбаную жизнь! За то, что даёт шанс, надежду, веру, а потом стирает всё одной секундой.

Хочется реветь, метать и крушить, лишь бы боль утихла. Стало легче.

Но в бессилии сжимаю ткань сорочки и кривлюсь, разрываясь в истерике. Падаю на кровать, отворачиваясь от врача, принёсшего плохие новости. Настолько отвратительные, что хочется сдохнуть. Но вместо этого тупо плачу.

Ненавижу сама себя.

За то, что не предохранялась.

За то, что связалась с Артуром.

За то, что лежу и ничего не могу сделать.

Смотрю вперёд, в одну точку, теряя счёт времени. Не знаю сколько, на цифры на часах не смотрю.

Но отмираю тогда, когда на спину опускается тёплая ладонь Беркута. Я узнаю её из тысячи ладоней. Крепкую, большую, слегка шероховатую. Пальцы заботливо гладят между лопаток. А Артур садится рядом. Я машинально привстаю, кидаюсь ему на шею.

Я ненавижу его всей душой, но он единственный, кто меня понимает. Тот, кто мне сейчас так нужен.

Сильнее прижимаюсь к нему, абсолютно не чувствуя ничего.

– Вам нельзя так резко вставать, – опять слышу голос женщины-врача. Зачем она здесь? Снова с плохими вестями? Что на этот раз? Пусть она уйдёт! Ничего не хочу больше слышать! – Пока побеспокойтесь о своём здоровье. Ему нужно прийти в норму. Повторное зачатие рекомендуется через полгода-год.

Что? Снова?

Сердце на куски рвётся.

Как можно после случившегося думать о следующей беременности?

Не будет её. Я больше не выдержу.

Думала, что переживу легко. Я ведь готовилась!

Ничего подобного.

Врезаюсь пальцами в белую рубашку и втягиваю родной аромат, окружающий меня на протяжении полугода. Успокаивает и напрягает одновременно.

Я не хочу винить в этом Артура. Но…

– Мы поняли, – произносит мне на ухо. Но обращается к врачу. – Оставьте нас.

Секундная тишина, и звук закрывающейся двери оглушает.

Он молчит. Ничего не говорит.

А у меня слова не лезут.

Вот она – причина, почему я не хотела ехать с ним в клинику. Не знаю, что сказать.

Прости, что тебе пришлось пережить это второй раз в жизни?

Сделав аборт намного раньше, мы бы не мучились так, как сейчас.

А ребёнок… У нас его точно не будет. Я не хочу больше рисковать, надеяться, что будет мальчик.

Да и он наверняка тоже.

– Голова потом болеть будет, плакса, – спокойным тоном шепчет, обнимая. Пальцы на его спине сжимаются вновь, до белых костяшек и покалываний на кончиках.

– Поплачь со мной, – шмыгаю носом и утыкаюсь в его плечо. Больше ничего не могу сделать. В голове даже слов подходящих нет. – Ты же тоже хочешь.

– Я хочу забрать тебя отсюда и быстрее уехать от белых стен.

У меня такое же желание. Они только давят.

Как и детские крики за дверью палаты.

Почему их так много? Я не хочу их слышать именно сейчас.

– Я тоже… – выдыхаю, прикрывая глаза. – Как ты нашёл меня?

– Я поставил жучок в твой телефон, – он издаёт тихий смешок, пытаясь разрядить атмосферу.