Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За то, что не дала играть своей жизнью? Использовать себя? Убить?
За то, что осталась в живых?
Но Алаис точно знала, доберись до нее тьер Эфрон – и жить она будет очень плохо и недолго. Да и черт с ним! Или Ирион – тоже неплохо.
Или…
Интересно, а когда Таламир отправит Эфрона к королеве?
Алаис отпустила служанку и вышла из ванны. Сама вытерлась, не доверяя никому, сама заплела слегка подсушенные волосы в толстенную косу, мельком подумала, что при побеге ее придется отрезать, а жаль. Такую гриву вырастить – не один год нужен! И так-то не красавица, а тут последнего лишают. Но жизнь всяко дороже.
Уселась у камина прямо на ковер и протянула руки к огню. После горячей воды ей хотелось тепла. Наслаждаться им, впитывать каждой клеточкой, а то, чем черт не шутит, прямо тут и уснуть. Ковер дико мягкий, ворс такой, что рука тонет – надо пользоваться.
Дверь скрипнула и на пороге воздвигся тьер Таламир, запахивая халат, из-под которого торчали волосатые конечности. Чуть-чуть кривоватые, с год нестрижеными ногтями, но разве это важно для настоящего мужчины? Супружеский долг – это ведь важно! Ну ладно, сейчас он хотя бы не воняет…
* * *
После секса мужчин легче расспрашивать – эту истину знали все шпионки. Алаис ее тоже знала и пользовалась. Таламир точно попадал под эту истину.
Вот и сейчас, разнежившись на ковре у камина – до кровати «любящие» супруги так и не дошли, Таламир едва не мурлыкал. Алаис, вспомнив старые навыки, предложила ему сделать массаж – и теперь усердно разминала мужчине плечи. Получалось очень неплохо, судя по довольному урчанию. Ну да Мишке когда-то тоже нравилось…
Пальцы погрузились в мышцу, аккуратно размяли ее…
– Так не больно, монтьер?
– Нет. Левее еще надави, – голос был откровенно сонным.
– Монтьер, а когда вы отправитесь ко двору?
– Я – завтра же.
– И Эфрона с собой заберете?
– Не сразу. Думаю, через три-четыре дня.
Алаис прикусила губу. Плохо, очень плохо. Или – пусть забирает? Хорошо бы, чтобы Эфрон выбрался, «похитил» ее и увез, тогда искать будут двоих, а ей будет легче прятаться. Опять же, можно отправить Таламиру записку с требованием о выкупе – и удрать подальше. Но вряд ли она успеет…
Хм-м…
А если… нет, говорить с Эфроном об этом никак нельзя! Надо сыграть его втемную. И…
Алаис усмехнулась про себя. Подло? А, ее тоже никто жалеть не будет.
– Монтьер, вы настаиваете, чтобы Тарла оставалась моей личной служанкой?
– Да, Алаис.
Еще бы. Ты ее трахаешь, она тебе стучит так, что дятел-долбун отдыхает – великолепный симбиоз. Жаль, жена против.
– Она не знает столицы и мод. Могу я нанять кого-то более осведомленного ей в помощь?
– Сделайте ее главной – и пусть работает. Научится.
– Да, монтьер.
Алаис продолжила разминать мышцы плеч, постепенно спустилась по позвоночнику, потом опять поднялась вверх, и опять спустилась. Пальцы ныли, но разрабатывать их все равно надо. Жаль, нельзя открыть в этом мире салон красоты – массаж, маникюр, педикюр, завивка, укладка…
Или можно будет попробовать?
Обдумаем потом.
– Хорошо, монтьер, что вы позволили мне ехать одной. Эта глупышка так утомляет своей болтовней.
Таламир мурлыкнул что-то неразборчивое.
– Она восхищается вами. Монтьер, вы герой девичьих грез…
Мужчина перевернулся на спину и опять сграбастал жену в охапку. Кажется, перестаралась с массажем…
* * *
Алаис лежала, смотрела в стену и обдумывала свой план. И складывался он все четче и яснее. Да, именно так она и поступит. Сбежит, как можно скорее…
Прости, дорогой супруг, мне тебя жаль, но себя – больше. А от кого размножиться, ты всегда найдешь.
Семейство Даверт.
Эрико Даверт ехал домой.
Мужчине было грустно, ничего не хотелось, да и на душе кошки скребли.
Домой…
Отец…
Сочетание этих двух слов ввергало в откровенную тоску. Эттан Даверт наводил на Эрико не просто ужас – это было нечто неописуемое. Эрико дико завидовал брату, который не просто понимал отца, а поддерживал и мог найти с ним общий язык. Сам же Эрико под хищным взглядом Эттана чувствовал себя просто ничтожеством. Слизняком, неясно зачем спустившимся с капустного листа. Слизняком, которого сейчас раздавят ногой с особым цинизмом и жестокостью.
Эрико завидовал и Лусии – единственная девочка в семье, к ней особое отношение. И даже Родригу.
Средний из братьев был человеком непрошибаемым, в силу природной туповатости. Он не был дураком, но некие тонкие струны души в нем попросту отсутствовали. Если на его глазах блестели слезы, значит, он ел лук. Или прищемил палец дверью. И точка.
Эрико мог восхищаться женской красотой – от Родригу можно было дождаться только «Шикарные титьки!» или «Какая задница!». Нечто вдохновенное было ему недоступно, в потому хорошего воина из него не получилось. Тупо повторять за Луисом рисунок боя он мог, сымпровизировать – нет. Торговца?
Да тем более.
Как выразился Эттан – таким Ардену и служить. Исполнительный, туповатый, не стремящийся на первые роли… Родригу решил, что это комплимент и закивал. Эттан только что головой покачал, но что тут скажешь?
Иронии Родригу тоже не понимал. Она лежала за пределами его разума.
А вот Эрико приходилось плохо. Он страдал.
Родригу никто не был нужен. Лу опекала мать, Луиса любил – ну, как мог, но все же любил отец, а он был один. Совсем один…
И искал тепла, где мог. Например, по женским постелям – количество женских сердец, разбитых Эрико Давертом, не поддавалось точным подсчетам. Сотня?
Три сотни?
Какая разница! Это все равно не заменит семейного тепла!
Вот сейчас он доедет домой, отчитается перед отцом – хотя сегодня все не так плохо. Вложения в корабль «Синяя Чайка» принесли неплохую прибыль. Она ходила в Рандею и вернулась домой с грузом шкур. Теперь надо обдумать, что лучше – продать по себестоимости, как шкуры, или потратиться, договориться с меховщиками и пошить из них что-либо для благородных дам? Во втором случае доход будет больше, но и ждать его придется дольше, а вот что важнее сейчас отцу?
Количество денег – или их оборот?
Если количество, то лучше бы подождать. Если наиболее быстрый оборот, то Эрико пустит меха в продажу.
Но кое-что оставит себе. Так есть такие соболя – просто нечто! На подарки вполне подойдут – не свои же деньги на подарки любовницам расходовать? А чуть-чуть от отца отщипнуть – авось, не обеднеет!