ложь, мне он стал единственным, лучшим другом, и я скучаю по нему, как сумасшедшая. Лето Кэллума. Лучшее время в моей жизни. Как я могла рассказать Кисси про его запах, его смех, его глаза? Про тот поцелуй. О боже, тот ужасный поцелуй.

— С тобой все в порядке? Ты стала какого-то странного цвета.

Я сглотнула.

— Я все стараюсь сообразить, как соотнести эти две истории. Ты говоришь, что была девочка, а потом оказывается, что мальчик. Или Полл что-то перепутала, и ребенок был мальчиком, или у меня есть еще и наполовину сестра от еще одной другой женщины.

Когда я высвободила руку и встала, на меня навалилась такая тяжесть, словно я вышла из воды. «Не проси меня расслабиться, — было написано на плакате рядом с кроватью Кисси, — только напряжение заставляет меня держаться».

— В любом случае, — наконец сказала я, — мой отец был не особенно хорошим человеком, а?

— Я думаю, что он любил тебя, — ответила Кисси, в волнении глядя на меня снизу вверх.

— Ну да, — сказала я.

Но подумала, что ей ничего не стоит солгать, разве нет? Это ведь всего лишь слова.

Я чувствовала себя так, будто разом потеряла двух близких людей. Поднявшись в свою комнату, я внимательно вгляделась в портрет отца, приказывая ему все мне объяснить. Усмешка, небрежная челка. Можно было подумать, что ничто на свете его не заботит. Я старалась разглядеть в его лице черты Кэллума. Словно впервые я увидела эти длинные ресницы, хотя подбородок был не такой. Или нет? Я уже ни в чем не могла быть уверена. Небо за окном почти очистилось от туч и стало голубым, с неясной дымкой за маяком. Потом она исчезла.

— Это была вина твоей матери. — Я представила, что он это говорит. — Она достала меня своим сумасбродством.

Значит, я тоже виновата в том, что была трудным ребенком?

— Нет, вовсе нет. Ты была прелестна. Ты была моей маленькой девочкой.

Крик Полл прервал мои фантазии.

— Помоги! — кричала она. Ее голос звучал встревоженно.

Я отправилась к ней в комнату и нашла ее сидящей на кровати в свитере, болтавшемся на шее, и в разодранном в клочья лифчике — ее старые груди свисали над вздутым животом.

— Проклятье, — сказала она, — я не знаю, что произошло!

Я старалась не смотреть, когда снимала свитер и расстегивала лифчик. Я никогда не делала раньше таких интимных вещей, и нам обеим было неловко.

— Что, черт возьми, ты сделала?!

— Не знаю. Я ведь не вижу ничего, ты что, не в курсе?

Обычно она сама справляется с лифчиками. На рынке она выбирает те, у которых спереди шелковые розовые цветочки. Она сама может отрезать этикетку. Если в наличии не имелось лифчиков с розовыми цветочками, я пришивала пуговицу от кофты между чашечками, чтобы она могла сама ее достать. Не самая гламурная вещь, зато удобно.

— Ты умудрилась перекрутить каждую чертову бретельку. Господи. И погнула крючок, он больше не застегивается. Потому что ты его дергала. Мне придется его отрезать и пришить другой, если я не смогу выпрямить кусачками. Слушай, сними этот лифчик и надень другой!

Я рывком открыла ящик комода с бельем и бросила ей новый «плейтекс». Она поймала его, когда он свалился ей на грудь, и начала расстегивать, нащупав пуговицу, которую я пришила. Я подошла сзади, чтобы помочь.

— Теперь все в порядке, — проскрипела она, — пойди поставь чайник, сделай что-нибудь полезное!

Сбежав по лестнице на кухню, я приготовила две чашки чая, потом со своей чашкой отправилась к дивану и села рядом с Уинстоном. Я погладила его твердый лоб, но он не проснулся.

— Все эти дни он только и делает, что спит, — сказала Полл, заглядывая куда-то за диван, когда проходила мимо, — смотри-ка, ему от этого лучше. Во сне он не кашляет. — Она подошла, держа в руке чашку, и уселась в кресло. — Дикки говорит, если до понедельника его кашель не прекратится, нам нужно будет отвезти его к ветеринару. Может, у него в горле застрял кусок кости. Или клочья шерсти — он выкусывает у себя шерсть, так что это вполне возможно. Дикки намазал ему нос вазелином, чтобы ему было легче дышать. Это средство помогает кошкам. Они его слизывают, и он смазывает им внутренности. Дикки видел это в программе «Помоги своему питомцу». Я бы делала это сама, только могу перепутать нос с хвостом. — Она хрипло засмеялась.

— Или вместо вазелина взять «Викс» и сжечь ему нос.

— Точно.

— Я знаю. Мне надо попробовать, как это — быть слепой.

— Ну да, попробуй. Тогда у тебя появится больше терпения. — Полл добродетельно потягивала свой чай.

— Сама хороша. Ты самый вспыльчивый человек из всех, кого я знаю.

— Мне приходится многое терпеть.

— Как и всем остальным.

Уинстон издал шумный протяжный вздох. Мы обе затаили дыхание, слушая, не кашлянет ли он, но он только зевнул и понюхал еду в своей тарелке.

Она пробормотала что-то себе под нос и поднялась.

— Что?

— Я сказала, что извиняюсь, если была немного резка с тобой наверху. Извини.

Я чуть не уронила чашку на ковер.

Она продолжала:

— У нас нет солодового хлеба? Я бы немного поела.

— Дай мне минуту, чтобы прийти в себя, а то голова кружится. — Она не заметила моего сарказма. — Ладно. — Я поставила чашку на подлокотник дивана и встала. — Я отрежу, а ты намажешь маслом. Мне до смерти надоела кровь на пирожных.

* * *

Через неделю я отправилась навестить отца. У меня не было ключа, а когда я позвонила, никто не ответил. Мамины цветы в горшках засохли, на коврике у прорези для почты лежала куча конвертов. Я залезла внутрь через кухонное окно.

Я сразу поняла, что здесь что-то не так. Чем-то воняло. На полу вокруг мусорного ведра была разбросана еда и куда-то исчезла сушилка для посуды. Я была в шоке, потому что мама всегда держала дом опрятным и красивым. Я подумала, что отец умер. Сейчас я загляну в комнату и найду его распростертым на ковре.

Он лежал на диване, но он не был мертвым. Он даже не спал. И удивился, когда меня увидел.

Я сказала:

— Я начну с кухни.

Когда я вернулась в комнату, он ушел наверх, и я подмела и протерла пыль под диваном. На полу стояла бутылка «Лукозейда», но, когда я его понюхала, оказалось, что это вовсе не «Лукозейд». Я вылила жидкость в унитаз и бросила бутылку в мусорное ведро.

Через полчаса он спустился. Он переоделся. Я молча продолжала убирать.