всё, — ответил тот.

— Что всё, деда? — спросил Альвомир, сидящий на кровати.

— Завтра-послезавтра состоится самая важная в нашей жизни битва, — пояснил Эйрих. — Победим — будем жить, проиграем — умрём.

Гигант всё это время был с Зевтой, являя собой атрибут для придания весомости первому консулу. Это было нужно для переговоров с фракийскими остготами, которые, поначалу, не желали иметь с родственниками ничего общего. Но щедрые дары, убеждение в опасности Алариха, а также намёки на военное принуждение, сделали своё дело. Самый весомый старейшина фракийских остготов, именуемый Моатхельмом, посоветовался с собратьями из соседних деревень и склонился к согласию выставить своих воинов против Алариха.

Аларих не будет потом долго разбираться, какие именно остготы выступали против него, а какие отстоялись в сторонке, поэтому у фракийских сородичей не было выбора. Война сама пришла в их дом.

Три с половиной тысячи воинов, из которых в дружине служат лишь четыреста семьдесят два воина, стали прибавкой к общеостготскому войску, насчитывающему, изначально, двадцать с лишним тысяч воинов. Восемь — легион, ещё восемь — легионы римлян, а также гипотетические гуннские воины, о которых нет никаких вестей. Эйрих уже перестал надеяться на успех Балдвина, поэтому предпочёл планировать битву без учёта конных лучников.

Приятным бонусом послужили фракийские наёмники, представителя которых первый консул встретил в одной из таберн Адрианополя. Всего тысяча, но сейчас и тысяча хороших воинов будет не лишней. Возглавлял их вождь Реметалк, берущий свой род из племени карпов. О фракийских наёмниках говорят, что они хорошие воины, поэтому о тратах на них Эйрих не сожалел. Но стоили ли они потраченных средств, покажет только битва.

— Надо отправить Алариха спать, — с серьёзным лицом произнёс Альвомир. — И воинов его всех усыпить, деда.

— Усыпим, — по-отечески улыбнувшись, ответил Эйрих. — Все спать будут…

Остготские всадники — это одна из основных фигур, которую Эйрих хотел использовать для победы над визиготами. В полном распоряжении Эйриха были эквиты легиона, вооружённые контосами, клибанарии легиона, также вооружённые контосами, но оснащённые тяжёлой бронёй — всем, что удалось купить у римлян, что, в сумме, составляет шесть тысяч всадников, а в дополнение к ним идут четыре тысячи остготских всадников, частично оснащённых «эйриховыми сёдлами» со стременами, а также вооружённых обычными ланцеями. Не совсем то, что нужно для безумного лобового удара, но Эйрих и не собирался использовать их так бездарно. Их роль и место находится на флангах, для противодействия вражеской кавалерии.

Легионы, половина остготского и три комитатских римских, будут стоять в центре, где им нужно будет принять на себя основной натиск визиготской пехоты, а остальное остготское войско с лимитанеи будет стоять по флангам — таков генеральный план. Вторая же половина остготского легиона…

— Эйрих, я хочу участвовать в битве! — внезапно и решительно ворвалась в шатёр Эрелиева.

Следом за ней вошла Альбоина, скептически смотрящая ей в спину.

— Хорошо, — равнодушно кивнул Эйрих.

— Ч… Что⁈ — искренне удивилась сестра.

— В грядущем сражении биться будут все, кто способен держать оружие, — пожал Эйрих плечами. — Я был бы удивлён, откажись ты от участия.

— Ну… — Эрелиева была вынуждена забыть все заготовленные контраргументы. — Я буду с конными лучниками!

— Вот именно, — кивнул Эйрих. — Альбоина, я рассчитываю, что ты будешь прикрывать её так, словно от этого зависит твоя собственная жизнь.

— Я тебя не подведу, претор, — ответила та.

Две девы щита покинули шатёр, одна всё ещё удивлённая, а вторая удовлетворённая. Альбоина — она из тех редких женщин, что не суетятся понапрасну, спокойны и взвешены. Такие хорошо знают свою выгоду и умеют идти на риск.

«Наверное, кого-то ждёт хорошая жена», — подумал Эйрих с улыбкой. — «Из тех жён, что способны стать крепкой опорой для возвышения мужа».

— Думаешь, это хорошая идея? — спросил отец.

— Я уже отказывал ей, — вздохнул Эйрих. — Откажу сегодня — не поймёт ни она, ни остальные. Она будет обижена, а остальные подумают, что я пытаюсь спрятать деву щита от битвы.

— Да, это было бы нехорошо, — согласился Зевта. — Ну что, ты настроен победить?

— Всегда.

/26 сентября 409 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, окрестности г. Адрианополя/

Аларих решил начать не сразу с битвы, а с переговоров.

Эйрих спал, когда от выстроившегося для битвы визиготского войска отделилась делегация из знатных воинов. Его разбудили, он быстро облачился в доспехи, умылся водой из бочки, после чего забрался на оперативно осёдланного Инцитата и дождался избранной дружины отца.

Зевта тоже был слегка помят со сна, но уже успел привести себя в относительный порядок.

Аларих же, судя по всему, не спал всю ночь, вырабатывая план битвы. Переговоры он решил начать прямо с самого рассвета, когда солнце только-только выглянуло из-за горизонта.

На улице сыро, прохладно, потому что осень уже начала медленно высасывать жизнь из травы и деревьев, поэтому Эйрих зябко поёжился и сладко зевнул, прежде чем давать команду Инцитату.

Поле грядущего сражения сверкало росой, висящей на пожелтевшей траве. Конь под Эйрихом несколько раз недовольно храпнул, когда брызги холодной воды коснулись его ног.

Делегация рейкса визиготов состояла из лучших дружинников, набранных из отпрысков знатных родов. Аларих взял у римлян лишь чуть меньше, чем Эйрих, потому что дружина его, фактически, представляла собой комитатенсис, (1) в лучших традициях римских императоров. Кого попало, как доносят слухи, рейкс в свою свиту не берёт, причём «какпопалость» определяется, прежде всего, происхождением воина и уже потом его личными качествами…

Подход, по мнению Эйриха, исходящему из богатого опыта прошлой жизни, в корне неправильный, потому что так можно легко потерять по-настоящему талантливого полководца или воина, ведь право рождения само по себе не гарантирует никаких выдающихся качеств. Считай Темучжин иначе, не было бы у него Джэбе, Боорчу, Чаурхана и многих других.

— А вот и ты, — процедил Аларих сквозь зубы.

— А вот и ты, — добродушно улыбнулся ему Эйрих. — Как добрались? Всё спокойно?

— Вы, ублюдки, тратите моё время, — начал злиться Аларих. — От вас всего-то и требовалось — попросить прощения, я бы простил вас.

— Это за что ты должен нас прощать? — усмехнулся Зевта. — За то, что твоё самомнение превысило разумные пределы и ты вдруг подумал, что неплохо будет разбить нас на поле боя?

— Я говорю с твоим сыном, а не с тобой, шавка, — даже не посмотрел на него Аларих.

Его дружинники глумливо рассмеялись.

— Вот за эти слова тебе придётся умереть долгой смертью, — вздохнул Эйрих с сожалением. — Я хотел подержать тебя в бронзовой клетке, чтобы по-быстрому придушить, как паршивого шакала, во время триумфа в честь победы, но теперь придётся отдать тебя карнифексам.

— Так уверен в своей победе? — криво усмехнулся Аларих.

— Уверен, — ответил Эйрих. — А ты очень скоро сможешь проверить это на собственной шкуре.

— Я предлагаю вам сдаться, — рейкс визиготов почесал бороду с деланно равнодушным выражением лица. — Гарантирую вам жизнь, но при условии, что ваше войско полностью перейдёт под мой контроль.

Он сам не верил в то, что говорил. Впрочем, это было неважно. Все присутствующие прекрасно понимают, что битва неизбежна и рейкс, зачем-то, занимается пустословием.

— Я тебе сдаваться не предлагаю, — ответил Эйрих. — Возвращайся к своим войскам и скажи им, что скоро большинство из них умрёт.

— Пока что, я услышал лишь громкие слова, — произнёс Аларих.

— Значит, твоя память короче твоего члена, — хохотнул первый консул Зевта. — Уже забыл переправу через Драв?

— Когда я разобью вас, твою задницу, Зевта, отдам на поругание вандалам, — пообещал Аларих. — Может, даже маркоманнам что-то останется, а они тоже пришли со мной…

Штандарты асдингов и силингов среди знамён вражеского войска Эйрих уже увидел, но присутствию маркоманнов не сильно удивился, потому что закономерно, когда потерпевшие поражение враги вдруг хотят получить возможность возмездия.

— Ты закончил? — спросил Эйрих.

— Да, пора уже прекращать тратить время на пустую болтовню с мертвецами, — засобирался Аларих.

— Это ты позвал нас на переговоры, — хмыкнул Эйрих, разворачивая коня. — Постарайся не сдохнуть до окончания битвы.

— А ты можешь подыхать, когда угодно, мне нужна только твоя голова, а не ты сам! — крикнул Аларих, после чего тоже развернул коня. — Хотя, знаешь