было все слова не позабыл, но благо на нервной почве я смог что-то по памяти пролепетать…

— Ничего, сын. Ты всё правильно сделал и сказал. Ты молодец. И поздравляю тебя! Отныне ты солдат, — поддержал Вэйрад, приобняв Зендея и слегка взъерошив ему волосы.

— Да… Теперь-то, малец, за все проколы ты будешь отвечать перед командованием. Никаких тебе папиных поблажек. Отныне только наряд, трибунал, понижение или отстранение. По всей строгости военного устава и кодекса будешь отвечать за любую оплошность, — в своем стиле поздравил парня с поступлением на службу Отсенберд.

— Хватит тебе, Фирдес… Лучше бы по-доброму сказал… — продолжил Нильфад. — Поздравляю тебя, Зендей, с вступлением в ряды армии и с получением почётного семейного звания, что хоть и от тебя не зависело, но всё же тоже очень хорошая новость. Молодец.

— Спасибо вам большое… Я…

— Извините, что прерываю вас. Однако осталось письменно закрепить все формальности и прочее… Я бы не стал медлить, ибо я не знаю, когда ещё у меня может появиться время для этого… — неожиданно прервал Зендея король. — Мне нужен лишь сам мальчик и его отец.

— Да, разумеется, — ответил Вэйрад.

— Тогда прошу, — сказал Зельман и куда-то их повёл.

Шли они не слишком долго. Да и Вэйраду эта процедура была до боли знакома.

Наконец, пройдя несколько коридоров, они дошли до хорошо охраняемого крыла дворца: на каждый ярд стоял один рыцарь королевский стражи. Зельман зашёл в одну из дверей, проведя за собой Вэйрада с Зендеем.

— Что ж, вот здесь необходимо письменно заверить получение сыном звания рода Золотых Львов, — произнёс Златогривый, кладя на стол несколько листов бумаги и пододвинув чернила.

Вэйрад записал на нём что-то и подозвал к себе Зендея:

— Здесь ты должен записать то же самое, что ты говорил на церемонии. Только аккуратно!

Зендей неторопливо всё прописал и сунул перо в чернила. Король всё бегло просмотрел и убрал бумаги в тумбочку.

— Всё, спасибо вам. На этом вы свободны, — проводил Вэйрада с сыном Златогривый.

Как только они удалились из комнаты, Леонель старший остановился:

— Зен, иди пока, мне ещё хотелось бы уточнить пару вопросов по поводу следующих заданий. Я скоро вновь присоединюсь к вам.

— Хорошо, — без лишних вопросов чётко ответил Зендей.

— Ваше Высочество, не могли бы вы уделить мне пару минут… — нервно и отстранённо спросил Вэйрад.

— Что случилось? — с лёгким недопониманием отнёсся король, а затем, увидев взгляд Леонеля, понял, что это обращение было сделано не от лица генерала армии Невервилля, а от лица его потерянного брата. — Что ж, я тебя выслушаю, Вэйрад. Пойдём. — И они вышли из комнаты и направились в другую сторону от коридора, ведущего в церемониальную залу.

— Знаешь ли ты, Зельман, что твой дружок, этот самодовольный Изельгаам, желает мне скорейшей гибели? — резко сменив тон, продолжал Вэйрад, когда они зашли в одно из дальних помещений дворца с тяжелой плотной металлической дверью.

— К сожалению, да. Но не беспокойся: едва ли у него хватит духу противиться моему приказу, — абсолютно спокойно ответил Златогривый.

— Да что ты говоришь!? Неужели? Так вот знай… Этот ублюдок уже который раз бросает в меня совершенно прямые угрозы. Он — явный безумец и не остановится ни перед чем! Его люди следят за мной и моей семьей, его подставные бандиты уже дважды совершали нападения на меня! — перешёл на определённо грубый темп Леонель.

— С чего ты взял, что эти якобы подставные бандиты от него? — всё тем же холодным тоном парировал король.

— С чего взял?! Зельман, ты издеваешься? Его люди и пальцем не дрогнули ни в одном из случаев! А сейчас ты спросишь, с чего я взял, что это его люди, да? Сразу отвечу: они, мать вашу, носят его личный герб! Сука, герб! Он решил, что властелин всех и вся, раз уж он является одним из глав Высшего Гвардейского Состава! И ведь я прекрасно понимаю, что он находится там лишь по твоей воле и жизнь он себе такую построил только по твоему дружескому попечительству! — продолжал генерал, не подбирая фраз, упрекать сводного брата.

— Успокойся! С чего надменный тон? Что ты хочешь от меня? Чтобы я вступился за твоё рыло? И чем я объясню такую озабоченность? Брось свою глупую истерику и оставь меня в покое, Вэйрад.

Леонель некоторое время решил промолчать, опустил глаза. Его слегка вспотевшее и покрасневшее от гнева лицо сменило тон на мрачный и серый. Наконец он сказал:

— Зельман, я понимаю, что причинил тебе немало боли и что я не заслуживаю тебя просить об этом, но… Но мне не к кому более обратиться… Он для меня чересчур могущественен. Я не смогу отбиваться от его выходок постоянно и не смогу убить его… Я боюсь за детей, брат… Я понимаю твою ненависть ко мне, но дети ни в чем не виноваты… Прошу, помоги… — Вэйрад понизил голос и тоскливо посмотрел на короля.

Зельман отвернулся и будто ушёл в беспамятство.

— Я сделаю, что смогу. Но у меня есть условие, — король вновь обернулся. — Ни при каких обстоятельствах ты не должен хоть слог промямлить в отношении этого нашего уговора. Ты заткнешься — таково условие моей защиты.

— Хорошо, — без капли раздумий ответил Вэйрад. — Спасибо тебе, брат. Огромное спасибо…

— Зен, ну так какие у тебя чувства-то по поводу такого праздника? Небось, горд за себя! Нос-то выпятил свой! — шутливо задирал старшего брата Адияль. — Сейчас да и вовсе перестанешь появляться у нас в лагере… Всё-таки служба теперь! Ты и так со своей этой Ариэль даже в сторону мою не смотрел!

— Не надо произносить её имя! Эта стерва мне сердце разбила, если ты не забыл! А её любовник — ноги…

— Ну и твои проблемы… — смеясь, ответил Эди, хлопнув по плечу Зендея. Нильфад и Отсенберд, беседуя о своём, улыбчиво поглядывали на братьев. — Нечего было брата предавать! Возмездие — оно такое. Судьба никогда о нём не забывает!

— Да иди ты лесом! Да и к тому же, далеко не факт, что мы не будем навещать вас… Кстати, как вы там? Ну, в лагере?

— Знаешь… После смерти дяди — так себе… Мы стали разобщеннее. Ну, не сказал бы я, конечно, что вообще порознь, но как-то мрачно стало… Не знаю даже, как сказать… — закатив глаза, пытался выдавить из себя фразы так, чтобы не выдать своих эмоций. Но его тоска была заметна и по глазам, и по резкой смене позы, и по лишней судорожности.

— Да… Жаль дядю… Казалось, столько ещё проживёт… Единственное, о чем я жалею сейчас, получив