Она осмотрелась, заглянула в несколько мест, показавшихся ей подходящими, чтобы спрятать ноутбук. Потом поднялась наверх, следуя по кровавой дорожке. Следы вели прямо к кровати. Под ней ничего, под матрасом тоже. Она оглядела комнату, провела рукой по странным символам, как, наверно, сделал это Жантиль, прежде чем скорчиться на матрасе.

И тут она увидела деревянный стул у левой дверцы гардероба. Она влезла на него и, привстав на цыпочки, ощупала верх шкафа.

Всплеск адреналина. Ее пальцы наткнулись на что-то гладкое и холодное. Она потянула на себя ноутбук и провела ладонью по поверхности, чтобы убедиться, что на шкафу больше ничего не завалялось. На пол упали два рисунка и тетрадь.

Она слезла со стула и подняла их. Открыла тетрадь. И здесь Жантиль нарисовал квадраты, треугольники, полумесяцы, как на стене… Тысячи знаков, покрывавшие десятки и десятки страниц. Внизу каждой страницы стояла дата. 18, 19, 20 марта текущего года… Все дни, до последнего перед его актом.

Абигэль взяла рисунки и посмотрела на первый. Жантиль нарисовал карандашом тяжелую деревянную дверь, закругленную сверху. Немного соломы на полу… Стены из темного кирпича… Такая же дверь, как на обложке «Четвертой двери».

Она перевернула второй рисунок. Жантиль набросал мальчика с грубоватыми чертами лица, сидящего у кирпичной стены. На нем была футбольная майка с большой девяткой на груди.

Артур.

Внизу листка было написано большими буквами «КРО-МАНЬОН». И это слово она видела в книге Хеймана. Кро-Маньон – это было прозвище Кантена, похищенного мальчика из романа.

Между Хейманом и Фредди существовала связь. Так или иначе, писатель был замешан в похищениях. Оставалось понять, каким образом впутали во все это ее дочь, ее Жемчужинку Любви.

Абигэль взяла ноутбук, тетрадь, рисунки и выбежала из комнаты. Она уже знала следующий этап. Нант, родители Артура…

Фредерик загасил сигарету у входа в больницу Дюнкерка, увидев своего шефа. Он провел часть ночи в больничном коридоре, сгорбившись на стуле в полудреме, с матерью Виктора, измученной, сломленной женщиной, не перестававшей благодарить Бога за то, что Он вернул ей сына.

Но Бог был тут ни при чем.

– Ну что? – спросил Патрик.

– Всю ночь ему делали новые обследования. Бедный малыш… К счастью, его мать здесь.

– Что показали обследования?

– В его крови нашли следы кетамина. Это обезболивающее, использующееся в ветеринарии, его довольно легко достать. Предполагают, что Виктора накачали лекарством и бросили в районе промышленного порта в Лон-Пляж.

Он зевнул, прикрыв ладонью рот.

– Извини, я почти не спал. Следов сексуального насилия нет, так что на первый взгляд никакой связи с педофилией. Абигэль была права. Мотив похищений другой.

– Как Абигэль после вчерашнего?

– Неважно, сам понимаешь. Подвешенная игрушка, мальчишка, который орет при виде ее… Она уже не знает, на каком она свете. Но убеждена, что права насчет котенка: это Фредди повесил его там, не она.

– А ты что обо всем этом думаешь?

– Я доверяю ей.

– Очень может быть, что ты ей доверяешь, а она ошибается. Ладно, пошли.

Фредерик открыл дверь и пропустил вперед своего шефа.

– Я поговорил с его матерью вчера вечером, – сказал он. – Это было непросто, она в шоке. Ее сын вопит, стоит только погасить свет. Виктор немного успокоился у нее на руках, он разговаривает, но отвечает невпопад и по большей части несет околесицу. Он ест руками, сидит на полу, а не на кровати и щиплет себя, если зевает или чувствует, что его клонит в сон. Психолог говорит, что лечение ему предстоит долгое. Недели, месяцы.

– Это можно было предвидеть, – отозвался Лемуан.

– На нас давит пресса, и родители других жертв хотят знать… Как нам реагировать?

– Приказ ничего не разглашать, пусть служба связей с общественностью делает свою работу, а мы сосредоточимся на мальчике. Это наша самая важная ниточка.

Они направились к лестнице.

– Прежде чем мы увидимся с Виктором, врач должен рассказать нам, что было этой ночью. Они записывали его сон, – добавил Фредерик. – Кстати, эти вытатуированные буквы на его теле, вы начали с ними работать?

– Корпим над ними. Жизель загрузила все данные в генераторы слов и все такое, но пока это ничего не дает. Да, и насчет двух отметин у него на груди… Все, кто видел фотографии, говорят, что это следы животного. Чертовы козьи копыта…

Доктор Эро встретил их на втором этаже и пригласил следовать за ним. Выглядел он встревоженным и очень усталым.

– Как я уже сказал жандарму Мандрие, у нас есть специализированное отделение расстройств сна, – объяснил он. – В нем три палаты, в которых мы можем наблюдать по ночам пациентов, страдающих бессонницей, лунатизмом, апноэ… Сегодня ночью мы поместили Виктора под наблюдение. Я никогда не видел больного, настолько усталого и так борющегося со сном. Мать была рядом с ним, это его успокоило, и мы смогли поставить эксперимент.

Он вошел в кабинет с компьютерами. Три экрана на стенах показывали три разные палаты. На других мониторах, стоявших на столе, бежали кривые линии. В одной из палат спала пациентка, утыканная электродами.

– Виктор был подключен так же, как эта женщина, страдающая гиперсомнией. Мы записывали данные его мозга, его мышц и снимали его, оставив включенным свет, чтобы ему было спокойнее. Мальчик не переносит темноты. Стоит только погасить свет – кричит. Он явно пытался противиться сну, но усталость взяла свое.

Врач сел за компьютер и вывел на экран папку с данными Виктора. Он открыл один из многочисленных файлов. Пошло видео. Часы показывали 1:34. Виктор лежал на кровати, сжимая руку матери, сидевшей рядом. Его широко открытые глаза смотрели в потолок, на камеру. По соседнему экрану ползли кривые.

– Все это – деятельность его организма на момент записи этой ночью. Посмотрите на Виктора, его зрачки расширены, свет слабый. Он нервничает, обильно потеет, но он уже устал бороться, и теперь предпосылки сна берут верх.

Доктор промотал две минуты в ускоренном режиме и снова пустил видео. Он указал пальцем на один из мониторов:

– Кривая, связанная с мышечной активностью, выпрямляется, его мускулы больше не посылают никаких электрических сигналов, они парализованы. Виктор теперь не в состоянии шевельнуться.

Лицо мальчика оставалось неподвижным, нижняя губа обвисла, точно лопнувшая шина. Глаза застыли. Фредерику вспомнилась Абигэль в приступе катаплексии.

– Впечатляет. Что с ним происходит?

– Это так называемый паралич сна, естественный механизм, который не дает спящему переживать свои сновидения физически, бегать или драться в реальном времени, когда он спит. Обычно паралич наступает, когда человек крепко спит, как минимум после часа сна. У вас, как и у меня.