– Что ты затеваешь, Абигэль? Это тоже связано с тем, что ты накопала о твоем отце? Я вскрывал тело больше полугода назад и…

– Не задавай вопросов, Эрман, пожалуйста! Я могу на тебя рассчитывать?

– Ладно. Пришлю их тебе сегодня же. Но тебе все равно придется все объяснить мне на днях.

– Обязательно! До скорого!

Она дала отбой и поехала в направлении Племер-Буду в Кот-д’Арморе. Ее одолел нервный смех: в образе нарколептички-катаплексички, уткнувшейся носом в ветровое стекло в попытке добраться до цели, было что-то трагикомическое.

После трех часов, показавшихся ей десятью, фары наконец осветили маленький двухзвездный отель недалеко от щита, уведомляющего о въезде в коммуну. Представив себя на месте Джанет Ли в «Психо»[28], она побежала к зданию с чемоданом под мышкой и вошла почти насквозь мокрая, с растрепавшейся прической. К счастью, портье совсем не походил на Нормана Бейтса. Скорее, из тех, что, поглаживая кошку, пьют пиво и смотрят очередную серию «Крутого Уокера»[29].

– Скверная погодка, – сказал он, глядя на нее вопросительно. – И не скажешь, что через несколько дней лето. Обещали ветер до ста километров в час к ночи, скажу я вам, задувать будет неслабо.

Абигэль это знала: центр грозы следовал за ней.

– Уже изрядно задувает. Номер, пожалуйста.

Он записал ее данные и протянул ключ на брелоке размером с шар для боулинга. Убежать с таким ей не светило.

– По работе? Сюда мало кто забредает в начале июня, только те, кто работает в центре телекоммуникаций. Вы приехали заниматься антеннами?

– Нет, не совсем. Скажите, Большой остров отсюда далеко?

– Три-четыре километра. А, так вы за тюленями, что-то в этом роде?

– Да, тюлени, птицы. Я орнитолог. Можно чего-нибудь перекусить в отеле? Я не ела с утра.

– Кухня уже закрыта, извините. Но у меня остался хлеб и свежая ветчина в холодильнике. Могу сделать вам сэндвич.

– Отлично.

Поблагодарив его, Абигэль устроилась в своем скромном номере. Старые обои, допотопная мебель, одноместная кровать, запах прошлого. Лучшего и желать нельзя. Она опустилась на матрас и запрокинула голову. Шум дождя еще стоял в ушах.

Фредерик несколько раз пытался ей дозвониться, пока она ехала, но Аби лишь посылала эсэмэски и обещала перезвонить, что и сделала теперь. Она объяснила ему, что не в состоянии вернуться сегодня вечером в Нор, это слишком опасно, она может уснуть за рулем, а погода скверная. Она переночует в отеле в Кемпере и отправится в путь завтра утром. Это была ложь, но ложь во спасение: не стоило его тревожить, чтобы он, повесив трубку, набросился на мороженое.

– А как твоя встреча с писателем?

Абигэль увидела, что ей поступило MMS-сообщение: фотографии от судмедэксперта. Эрман не заставил ее долго ждать.

– Довольно странно, но я тебе все расскажу, когда вернусь. Сейчас перекушу, приму пропидол и лягу.

– Только один вопрос, Абигэль. Я искал зажигалку твоего отца и не нашел. Зачем ты увезла ее с собой?

Абигэль достала из кармана «Зиппо», провела большим пальцем по выгравированному слону. Брызнул язычок пламени, заблестев перед ее синими глазами.

– Мне нравится носить ее с собой, она меня успокаивает.

– А меня нет.

– Не беспокойся, Фред, я не собираюсь ее использовать, разве что выкурю сигаретку-другую после двойной водки с лимоном.

– Не смешно.

– Знаю, буря выдула из меня чувство юмора. Но все хорошо, Бретань прекрасна, номер великолепный. Увидимся завтра, ладно?

– О’кей… Береги себя. Я люблю тебя, Абигэль.

– До завтра, Фред.

Она поспешила открыть почту, вывела на экран крупным планом лодыжку Леа, такую белую, такую… холодную.

На долю секунды Абигэль вновь оказалась в Институте судебно-медицинской экспертизы перед двумя трупами. Подкатила тошнота. Она глубоко вдохнула и рассмотрела татуировку. Сравнила ее с ксерокопией рисунка Жантиля, сделанной психиатром, и у нее не осталось никаких сомнений: они были идентичны.

Она не понимала: как Николя Жантиль мог воспроизвести татуировку Леа с такой точностью? Откуда он знал ее прозвище? Все это были интимные подробности. Леа не показала бы свою татуировку первому встречному. Знал ли Жантиль ее дочь до аварии? Приезжал ли он когда-то в Нор?

Абигэль не собиралась на этом останавливаться. Она снова посмотрела видео Жантиля, которое психиатр любезно записал на ее телефон. Прибавив звук до предела, расслышала странные всхлипы. Кто-то был рядом с Жантилем. Зловещий наблюдатель, который смотрел, как тот калечит себя, и никого не позвал на помощь.

Быстро съев сэндвич, она покинула отель под любопытным взглядом портье, у которого попросила фонарь.

– Стоит ли идти смотреть на птиц в такую бурю? По телевизору советовали всем сидеть дома. Ветер такой, что с ног валит, уж поверьте мне.

Абигэль не хотела ждать до завтра; желание знать жгло ей нутро. По словам издателя, вилла писателя находилась на оконечности Большого острова, рядом с орнитологическим заповедником.

Несмотря на апокалиптический прогноз, она села в машину и, направившись к побережью, добралась до дороги, которая вела на полуостров. Она поехала по ней, светя фарами, крепко вцепившись в руль. Вода хлестала отовсюду: сверху, снизу, сбоку, смешивая небо и землю, лишая ориентации. Под завесой дождя волны бились с обеих сторон, заливая асфальт. Абигэль вскрикнула, когда пенный гребень хлестнул по двери.

Она никого не встретила на дороге. Люди сидели по домам. Порывы ветра гнули сосны, путали телефонные провода, срывали кровлю с домов. Через десять минут она подъехала к границе заповедника – хаос острых скал и бушующее море. Казалось, она приземлилась на враждебной планете. Пейзаж, достойный кошмара. Дорога сузилась, ехать стало труднее, под колесами застучали камни, заскрипел песок. Без внедорожника здесь было не проехать.

Абигэль остановилась и пошла дальше пешком, кукла на шарнирах под порывами ветра. Согнувшись пополам, она миновала два-три внушительных строения и наткнулась на деревянный щит, изъеденный солью, перед запертыми на висячий замок воротами, на котором было написано: Kroaz-hent.

Она была у цели.

С фонарем в руке Абигэль перелезла через ворота. Порыв ветра погнал ее к дому, островку одиночества на этих доисторических землях. Николя Жантиля увезла «скорая», дом остался как был, но кто-то все же позаботился запереть дверь. Она обошла его, сгибаясь под ветром, с чувством, что стеклянные занавеси хлещут ее по лицу. Войти было невозможно, но не отступать же. Она подобрала камень и бросила его в одно из окон сзади. Через две минуты, осторожно удалив острые осколки, она проникла внутрь.