Разумеется, начиная с осени 1941 г. в захваченных областях начали развертываться и функционировать постоянные пункты абвера. Но это делалось только в Прибалтике, Польше и отчасти в Белоруссии, но не на территории собственно России. Так, в Риге, например, появилась группа абвера с вспомогательными отделениями в Таллине, Каунасе, Вильнюсе и Минске. Во Львове действовало отделение станции, располагавшейся в Кракове. Однако под нажимом СД оно было расформировано уже в декабре 1941 года.

Когда немецкие и союзные с ними армии начали наступление на Советский Союз, вместе с ними пересекли границу по всему Восточному фронту также и подразделения и части абвера. Двигаясь в боевых порядках передовых танковых частей и штурмовых отрядов, они проникали в приграничные города, а иногда и в крупные войсковые гарнизоны Красной Армии и в советские государственные учреждения. Они захватывали много важных документов. Дальнейшее продвижение немецких войск показало, что первоначальные оценки противника, сделанные абвером-III, недостаточно верны. Если полоса между приграничной зоной и линией Ленинград, Москва, Киев, Одесса считалась не заполненной какими-либо разведывательными службами, то теперь оказалось, что здесь располагалось бесчисленное множество разведывательных и контрразведывательных органов НКВД и Красной Армии.

Однако в те дни на Центральном фронте шли ожесточенные бои с окруженными группировками советских войск под Вязьмой, Уманью и Брянском. И поэтому у абверовских команд не хватало сил и средств для того, чтобы вовремя собрать даже часть тех материалов, которые русские оставляли на командных пунктах, в штабах и государственных учреждениях. Поэтому фронтовой центр III «Ост» спешно сформировал из собственного персонала «зондергруппы», которые высылались вперед на помощь передовым группам и командам. На северном участке фронта фронтовые разведчики сумели захватить очень много ценных документов в немалой степени благодаря содействию бывших эстонских и латышских офицеров разведки их бывших армий.

На юге украинские национал-патриоты с самого начала предоставили себя в распоряжение германской разведки. По некоторым данным, это состоялось даже еще до вторжения германских войск. В борьбе за независимую Украину многие из них проявили себя как честные сотрудники, готовые на любые жертвы. Первое время, когда немецкие войска продвигались в глубь Украины, значительная часть населения приветствовала их как освободителей от большевистского гнета. Однако уже очень скоро действия новых властей, партийных инстанций НСДАП и карательных органов СД полностью омрачили перспективу сотрудничества. СД натравливала одно украинское движение на другое с целью истребить интеллигенцию страны. И сорокамиллионный украинский народ вскоре понял, что лозунг «Украина — украинцам» реализован не будет и что Германии «нужна только плодородная украинская земля, но не украинский народ»[178].

Разведкоманда IV, действовавшая в качестве передовой инстанции абвера-III и имевшая свой командный пункт в Сулеювеке, должна была по окончании Восточной кампании обосноваться в Москве. Но, как известно, до этого дело не дошло. Когда в ноябре 1941 г. возникли первые неудачи и немецкий фронт был отодвинут на рубеж озеро Ильмень — Вязьма — Харьков, команда «Валли-III» стала постоянным оперативным штабом, руководившим тактическим и профессиональным использованием остальных разведывательных команд и групп. Это могло состояться при условии, что этот штаб будет находиться постоянно на одном месте, с которого можно будет устанавливать связь с самыми северными и самыми южными подразделениями и инстанциями с помощью радио, телеграфа и телефона, а в то же время обеспечивать связь с ОКХ и ОКВ. И потому центр фронтовой разведки оставался как бы «полюсом» ее частей и подразделений, где бы они ни находились — под Ленинградом, Сталинградом или на Кавказе. Начальник и фактический организатор фронтового разведцентра III «Ост» полковник Шмальшлегер и его офицеры были всегда в пути, контролируя деятельность групп и обеспечивая необходимое взаимодействие с армиями.

Вместе с неудачами на фронте обозначились и новые задачи для абвера. Командующие в прифронтовых районах постоянно требовали принятия экстренных мер против диверсий, которые все время усиливались. В болотистых и лесистых районах полосы группы армий «Центр», в частности, не проходило и дня, чтобы вооруженные гражданские лица не нападали на отдельные автомашины и мотоциклы офицеров связи. Чтобы своевременно выявлять эти группы диверсантов и успешно бороться с ними, начальники разведки соединений направляли в наиболее угрожаемые районы подчиненные им фронтовые разведгруппы. Они прочесывали местность, находили много документов. За счет тщательной обработки разведматериалов путем их сопоставления и дополнения показаниями агентов штабу «Валли-III» удалось уже через несколько месяцев после начала войны составить довольно ясное и полное представление о советской разведывательной службе. Ее действия во время вторжения немцев поначалу сводились к оборонительной борьбе с немецкой агентурой, а затем, особенно в оккупированных областях, превратились в подготовку к наступлению на тайном фронте. С этой целью советская контрразведка постепенно внедряла в местные немецкие органы местного управления своих агентов, а также стремилась расширять и активизировать уже начавшееся партизанское движение[179]. Поскольку советская политика изначально пресекала всякие попытки внешнего влияния на своих людей, немецкой агентуре сразу стало ясно, что Советы очень хорошо подготовились к борьбе со шпионами и диверсантами. С началом же военных действий бдительность советских людей еще более возросла благодаря усиленной пропаганде о немецких шпионах и диверсантах. В прифронтовых районах под надзором НКВД и при содействии пограничных войск резко усилились достаточно действенные паспортно-контрольные мероприятия для дополнительного обеспечения контршпионажа. Вскоре началась активизация советской агентуры, оставляемой по планам НКВД в тылу немецких войск. В первое время ввиду общей неясности обстановки на фронте задачи этих агентов представлялись весьма неопределенными. Было ясно только, что им вменялось вести разведку всего, что только возможно. Но потом стало очевидным и стремление входить в доверие к немецким органам управления в качестве «лояльных» сотрудников. Это было нетрудно, и прошло совсем немного времени, как в германских органах гражданского управления и в различных службах военных ведомств уже работало множество советских тайных агентов. А спустя три-четыре месяца с начала войны созданные в лесах «опорные пункты» НКВД сумели подготовить и «устроить» на место не только своих агентов, но еще и руководителей и организаторов партизанских отрядов.

К весне 1942 г. все силы были максимально нацелены на сохранение исключительной бдительности в отношении любых проявлений тайных действий против Советского Союза. Это все более затрудняло засылку немецких агентов глубоко в советский тыл: из 100 заброшенных туда наших тайных агентов назад возвращались в среднем не более 15, а зимой 1942/43 г. вернулись вообще лишь 10 человек. Но и тут вопрос зачастую оставался открытым — не были ли эти люди перевербованы. Каждый из успехов немецкой разведки оплачивался очень дорого. Что же касается проникновения в советскую тайную службу, то из-за принятых ею охранных мер это стало почти невозможно. Результаты действий немецкой контрразведки уже не компенсировали усилий на их подготовку. Отсюда гораздо большие возможности для выявления объектов противника предоставляла искусная оценка сведений, полученных от пойманных советских агентов, и их последующая перевербовка, нежели собственные усилия абвера, которые к тому же были сопряжены с большими потерями[180]. И вот уже осенью 1942 г. по эту сторону фронта разгорелась ожесточенная борьба, для которой совсем не потребовался прорыв нашего фронта Красной Армией. Советы начали тихое сражение тайных служб, целью которого была подготовка путей для последующих кровавых наступлений, связанных с освобождением своих занятых немцами областей.