упрямился в двадцатых числах июня мы все-таки поехали к его родителям, как-никак они отмечают тридцатилетний юбилей свадьбы и пробыли в Самаре недели три. Женя за это время дважды успел смотаться на рок-фестивали, каждый раз вызывая недоумение и негодование у своей мамы.

– Хоть я его и родила, но совершенно не понимаю, что у него на уме. Вроде бы уже и собственный дом есть, семья, дети, а его все куда-то несет. Не сидится ему на месте.

– Не тревожьтесь так, – попыталась я ее успокоить. – Я уже привыкла.

Но она продолжала причитать:

– Да и Данька совсем большой ему отец нужен, живой пример.

– Мам, ну ты чего? – вмешалась Ира (сводная сестра Жени по маме). – Раз их все устраивает, зачем лишний раз драматизировать.

– Ну да, ну да…

Что сказать, с мамой ему повезло. Она мне даже чем-то напомнила мою, только у мамы Жени более спокойный и добродушный характер. Что не скажешь об отце. Кстати, я его уже видела, когда навещала тетю Олю и дядю Мишу. Забавно получилось – они оказались соседями с родителями Жени. Но я почему-то совсем не помню Женю или действительно, по его словам, была слишком мала, чтобы запомнить, ведь когда он жил с родителями мне и десяти лет-то не было. Зато он уверяет, что хорошо помнит меня, но что-то я в это с трудом верю.

А что до отца Жени – Виктора Петровича, – то когда он появился после обеда, лишь сухо пожал Жене руку, кивнул мне в знак приветствия и ушел к себе. Живость и простота общения, которая царила между нами до его появления, сменилась тягостным молчанием, будто над домом нависла тяжелая грозовая туча, и все замерли в ожидании того, что она вот-вот разразится громом и молнией. Мама Жени поспешила готовить ужин, за которым угрюмость на лице Виктора Петровича сменилась скептическим выражением, и налет пренебрежения сквозил в каждом его жесте. Не знаю, может, я все преувеличиваю, но теперь я начинаю понимать Женю и то, почему он так не хотел ехать домой. Но ничего, я и не таких светил наук видала, и за чаем мне удалось вывести его на разговор. Поначалу расспрашивала его о кафедре, студентах, о новшествах в образовании, которые сейчас повсеместно вводятся.

– Про бакалавриат,4 слышала, даже обучалась на курсах, но преподавать не довелось. Хотя года три назад, когда я еще работала в Оренбурге, у нас пытались пробно ввести. Но папе удалось отстоять кафедру. Сами понимаете, как можно изучать психологию самостоятельно.

– Значит, вы психолог?

– По второму образованию, а первое у меня биологическое.

– По какой теме защищались?

– «Влияние ионов тяжелых металлов в частности меди на рост и развитие проростков злаковых культур».

– Хорошая тема. Кандидатскую не осилили?

– В планах было, но как-то не сложилось: я увлеклась психологией и работа консультантом понравилась мне больше, чем преподавание и научная деятельность.

– Не жалеете?      

– По правде сказать, нет. Но биологические познания часто выручают меня и в психологии. Я даже подумывала о том, чтобы связать возникновение некоторых психологических проблем с недостатком определенных микроэлементов и отразить это в кандидатской.

– И почему не выбрали? Это сейчас перспективное направление.

– Знаю, но у нас были трудности с оснащением, а проводить опыты в частных лабораториях очень накладно. А чем вы занимаетесь на кафедре?

– Тем, о чем мы с вами и говорим – биоэлементологией5, в частности вопросами влияния тяжелых металлов на организм лабораторных животных и человека.

– А как же оснащение?

– По возможности приобретаем.

– Здорово! И анализаторы6 у вас есть?

– Да, один не так давно приобрели. Могу все показать, если вам, конечно, интересно.

– Интересно, – и глазки мои загорелись.

Во время разговора я периодически посматривала на Женю: он явно был поражен и вечером перед сном сказал мне об этом:

– О чем вы говорили? Сказать по правде, я ничего не понимал из того, что слышал.

– Тебе этого и не надо. Не засоряй голову всякой ненужной ерундой. Самое главное, мне знакома область деятельности твоего отца, и я смогу спокойно ездить ему по ушам, зарабатывая нам баллы, профессора это любят.

Женя рассмеялся и покачал головой:

– С тобой опасно иметь дело!

– А ты думал, не все так просто. Хотя одно другому не мешает, меня это действительно заинтересовало.

На следующий день, как и обещал Виктор Петрович, мы отправились к нему на кафедру. Его детище! Меня впечатлило увиденное. И вправду с подобным оборудованием можно проводить очень много исследований. Эх, были бы у меня в свое время такие возможности…

– Ну, как вам?

– Признаюсь, впечатляет. Смотрю и мысленно завидую.

– Жаль, что с каждым годом становится все больше студентов, которые мало интересуются наукой. Для чего учатся совсем не понятно.

– Да, пожалуй, соглашусь с вами…

– Не жалеете, что оставили науку?

– Нет, женщинам сложно совмещать работу с семейной жизнью. Мужчинам в этом плане легче – они могут идти к своей цели и ни о чем не беспокоиться. Кроме того, мне кажется, я больше приобрела, чем потеряла.

После недолгого молчания, Виктор Петрович сказал, как отрезал:

– Смотрю на вас и не пойму, что вы нашли в моем сыне? Вроде бы умная, образованная. Заморочил он вам голову.

– Каждый человек имеет право на счастье. Кроме того, люди женятся, чтобы иметь опору в жизни, чтобы рядом был тот, с кем можно разделить и радости и горести. В независимости от рода деятельности, хотя, в сущности, мы занимаемся одним и тем же. Посудите сами. Мы с вами читаем лекции, а солист поет песни. Это такая же работа с аудиторией. Только у нас это лекционный зал на сто человек, а на концерте – несколько тысяч. И самое главное, мы на лекции передаем студентам основы научных познаний. А солист в песнях отражает свои взгляды на жизнь, свое мироощущение, свои опасения и несет их в массы. – Виктор Петрович хмыкнул, и его лицо искривила легкая улыбка. – К тому же не знаю, что важнее оперировать научными догмами, которые завтра могут быть опровергнуты другой гипотезой или теорией или популяризовывать жизненные ценности, которые неизменны и стары как мир…» – говоря тогда эти слова Виктору Петровичу, я надеялась, что они может хоть как-нибудь повлияют на него, и он смягчится по отношению к Жене. Но