– Понимаете, человеку очень трудно просто взять и исчезнуть. Гораздо труднее, чем мы думаем, пока не попытаемся сами, – сказал Гамаш.

– Тогда как это делается?

– Есть только один способ. Нужно покинуть этот мир.

– То есть умереть?

– Наверное, можно и так, но я говорю о том, чтобы совершенно уйти от общества. Поселиться на острове. Уйти в лесную чащу. Питаться тем, что дает земля.

Шартрану явно стало неуютно:

– Присоединиться к какой-нибудь общине?

– Ну, общины в наши дни довольно сложно организованы. – Гамаш внимательно взглянул на Шартрана. – Что вы имели в виду?

– Когда Питер впервые появился в галерее, он спрашивал о человеке по имени Норман. Я понятия не имел, кто это, но пообещал навести справки.

– Норман? – переспросил Гамаш. Имя показалось ему знакомым. – И что вам удалось узнать?

– Ничего полезного.

– Но что-то вы все же узнали? – надавил Гамаш.

– Был один человек, который организовал колонию художников в лесу, но звали его не Норман. Его звали Ноу Ман[73].

– Ноуман?

– Ноу Ман.

Они уставились друг на друга, повторяя практически одно и то же. Почти одно и то же.

Наконец Шартран написал имя на бумажке, Гамаш посмотрел и кивнул. Он понял, хотя его недоумение усилилось.

Ноу Ман.

Клара и Мирна спустились через несколько минут, за ними последовал Жан Ги.

– Ноу Ман? – спросила Мирна.

Они вышли из галереи и направились по узкой улочке к ближайшему кафе, чтобы позавтракать.

– Ноу Ман, – подтвердил Шартран.

– Как странно, – сказала Клара.

Бовуар не понял, что ее так удивило. Большинство художников, которых он встречал, были запредельно странными. Назвать их просто странными означало ничего не сказать. Клара, с ее растрепанными волосами, в которых застревали кусочки еды, и с ее «Воинственными матками», была одной из самых нормальных представителей этого племени.

Питер Морроу, с его застегнутыми на все пуговицы рубашками и неизменным спокойствием, почти наверняка был самым безумным из всех.

– Питер не искал человека по имени Ноу Ман. Он пытался отыскать некоего Нормана, – сказал Шартран.

– И ему удалось? – спросила Клара.

– Мне об этом неизвестно.

Они пришли в небольшой ресторанчик и сели за столик внутри. По просьбе Гамаша Шартран отвел их в местное заведение, где иногда ел и Питер.

– Oui, я его знала, – ответила официантка, когда ей показали фотографию Питера. – Яйца на хорошо поджаренном тосте. Без бекона. Черный кофе.

Она, похоже, одобряла такой спартанский завтрак.

– С ним бывал кто-нибудь еще? – спросила Клара.

– Нет, он всегда приходил один, – ответила официантка. – Что будете заказывать?

Жан Ги заказал «Специальное туристическое». Два яйца и жаркое ассорти из всевозможного мяса, какое только найдется.

Шартран заказал яичницу.

Остальные – блинчики с голубикой и бекон.

Когда официантка принесла еду, Гамаш спросил, не знает ли она человека по имени Норман.

– Это имя или фамилия? – осведомилась она, доливая кофе.

– Мы не знаем.

– Non, – сказала она и ушла.

– Питер не говорил, откуда он узнал про этого Нормана? – спросил Жан Ги.

Шартран покачал головой:

– Я его не спрашивал.

– Вам не вспоминается какой-нибудь Норман в жизни Питера? – спросил Гамаш у Клары. – Может быть, друг? Художник, которым он восхищался?

– Да я уже думала, – ответила она. – Мне это имя ничего не говорит.

– А при чем тут Ноу Ман? – поинтересовался Жан Ги.

– Вообще-то, ни при чем, – сказал Шартран. – Он организовал здесь колонию художников. Долго она не продержалась, и он уехал. Много чего происходит. Художникам нужно зарабатывать деньги, и они думают, что обучение или затворничество поможет свести концы с концами. Почти никогда не помогает. – Он улыбнулся Кларе. – Их лагерь был заброшен задолго до появления здесь Питера. И потом, Питер не был похож на уживчивого человека.

– «Скорее доедет, кто едет один»[74], – заметил Гамаш.

– Я всегда спрашиваю себя, так ли это, – сказала Мирна. – Может ведь получиться и быстрее, только удовольствия никакого. А когда доберемся до места, кто нас там встретит? Никто.

«Никто. Ноу Ман», – подумал Гамаш.

– Клара, ты что молчишь? – окликнула подругу Мирна.

Клара сидела, откинувшись на спинку стула, и смотрела в окно. Могло показаться, что она любуется видом. Но взгляд у нее был отсутствующий.

– Норман, – повторила она. – Был один Норман. – Она посмотрела на Мирну. Профессор в художественном колледже.

Мирна кивнула:

– Верно. О нем вспоминал профессор Мэсси.

– Именно он и устроил «Салон отверженных», – сказала Клара.

– Вы думаете, это один и тот же человек? – спросил Гамаш.

Клара нахмурилась:

– Трудно такое представить. Питер у него учился и ни в грош его не ставил. Зачем ему искать того самого Нормана, а?

– Пожалуй, ты права, – сказала Мирна. – Кажется, профессор Мэсси говорил, что Норман спятил?

– Да. Не могу поверить, чтобы Питеру захотелось его найти.

– Excuse-moi[75]. – Гамаш, внимательно слушавший их, встал и вместе с телефоном отошел в уголок потише.

Разговаривая, он смотрел в окно. На запад. Минуты через две он вернулся за столик.

– Кому вы звонили? – спросила Клара.

Но Жан Ги знал это еще до того, как шеф ответил на вопрос. Догадался по телесному языку Гамаша. По его позе, лицу, по тому, куда устремлялся его взгляд, когда он говорил.

На запад. На деревню в долине.

Бовуар знал, потому что и сам поворачивался в ту сторону, когда говорил с Анни.

Поворачивался к дому.

– Рейн-Мари, – ответил Гамаш. – Я попросил ее съездить в Торонто. Поговорить с вашим старым профессором, посмотреть архив, если возможно. Узнать что-нибудь о профессоре Нормане.

– Но мы могли бы позвонить отсюда, – заметила Мирна. – Так было бы быстрее и проще.