Гвен вынимала листья и сучки из волос, а дождь все усиливался. Она вернулась к дороге и, напрягая зрение, вглядывалась в спустившийся на землю туман. По краям дороги появлялись и исчезали какие-то темные фигуры; испугавшись, она выставила вперед руку, чтобы отогнать их. Закричала какая-то птица, послышался громкий треск, а следом за ним – звук ломаемых ветвей.

Гвен отлепила от шеи мокрые волосы и стряхнула с них воду. Раз уж она пустилась в путь, то не желала поворачивать назад. Ей нужно снова увидеть дочь: узнать, как она теперь выглядит, заглянуть ей в глаза и посмотреть на ее улыбку. Ей хотелось подержать девочку за руку, поцеловать ее в щеку и, обняв, покружить, как она кружила Хью. На несколько мгновений Гвен поддалась эмоциям, которые приучилась гнать от себя. Инстинктивно она понимала: если позволит себе ощутить любовь к дочери, то уже не сможет смириться с ее утратой. Теперь, предавшись мечтаниям, Гвен впустила в сердце тягу к родной плоти и крови, и ей стало так больно, что она согнулась пополам. А когда выпрямилась, утерла глаза, сделала глубокий медленный вдох и огляделась. В таком тумане ей никогда не найти деревню. От прилива крови голова у нее закружилась, Гвен села на камень под проливным дождем, обхватила себя руками и представила, что обнимает Лиони.

Так она и сидела, пока не промокла до нитки, потом подавила всхлип и отпустила свою маленькую девочку. Грудь сдавило так, что было трудно дышать. Гвен встала. Несколько минут она не двигалась – следила за крупными каплями дождя, которые падали в лужи на дороге, поднимая крошечные фонтанчики воды, – после чего, снова оставив свою дочь позади, начала долгий обратный путь к дому, медленно бредя по взбиравшейся на холм дороге.

Лоуренс не видел, как она вернулась, промокшая и с опухшими глазами. Несмотря на усталость, Гвен зажгла свечи и наполнила ванну. Хотя в штормовую погоду электричество от их собственного генератора поступало с перебоями, горячая вода имелась, и Гвен долго отмокала в ароматной ванне, чтобы боль и усталость растворились в воде. Потом приняла два порошка от головной боли и сполоснула лицо холодной водой.

После ужина они с Лоуренсом зажгли масляные светильники и устроились почитать. Принюхиваясь к слегка дымному запаху, Гвен надеялась, что мягкий уют вечера поможет заштопать рану в ее сердце.

– Почему ты пошла на такую длинную прогулку под дождем? – спросил Лоуренс, наливая им обоим бренди.

Гвен поежилась, боясь, что подхватила простуду.

– Мне просто нужно было подышать свежим воздухом. И я взяла зонт.

Лоуренс принес одеяло с другого дивана, завернул ее и помассировал ей шею сзади.

– Ты только-только стала поправляться. Мы не хотим, чтобы ты снова заболела, моя дорогая. Ты нам очень нужна.

– Все будет хорошо.

На самом деле, вымокнув под дождем, она чувствовала себя опустошенной, но больше эмоционально, чем физически. Тем не менее нужно было выглядеть нормально, поэтому Гвен решила немного почитать, а потом написать письмо матери. Ее разочаровало известие, что из-за развившейся у отца одышки родители отменили долгожданную поездку на Цейлон.

– Очень влажно, правда, – сказала Гвен, – хотя дождь закончился.

– Скоро снова пойдет.

Лоуренс вернулся в свое любимое кресло и взял в руки газету.

Мысли о Лиони грозили вылиться наружу, но Гвен поборола их, отбросив печаль. Она поудобнее устроилась на диване – не на том, что был покрыт леопардовой шкурой. Ей всегда было не по себе, когда она прислонялась к мертвому зверю. Подсунув под голову подушку, Гвен положила ноги на обтянутый гобеленом пуфик и приготовилась сосредоточиться на книге, но слова расплывались у нее перед глазами.

– Что ты читаешь? – поинтересовался Лоуренс, беря бокал бренди.

– Агату Кристи. «Тайна Голубого поезда». Книга вышла только в прошлом году, так что мне повезло достать ее. Мне нравится Агата Кристи. Она пишет так живо, так захватывающе, ты как будто сам находишься там.

– Хотя и немного нереалистично.

– Верно, но мне нравится забываться, читая увлекательные истории. Не выношу эти тяжелые тома из твоей библиотеки. Кроме поэзии, разумеется.

Лоуренс усмехнулся, приподнял брови и послал ей воздушный поцелуй:

– Рад, что у нас есть что-то общее.

– Дорогой!

Гвен закрыла глаза, тяга признаться во всем Лоуренсу не отпускала ее. Она представила, что бросается к его ногам и молит о прощении, как героиня столь милых ей романов. Но нет, это смешно. Сердце Гвен отчаянно билось, она приложила руку к груди, подбирая слова. Нужно только открыть рот и заговорить.

– Все в порядке? – спросил Лоуренс, заметив ее волнение.

Гвен кивнула, ей до боли хотелось открыть ему тайну существования Лиони. Той ночью в Нувара-Элии она променяла любовь всей жизни на пьяную шалость, но расплата за это оказалась слишком тяжелой и длилась слишком долго. Гвен чувствовала, что больше не в силах выносить это. Она снова повторила про себя слова: «Лоуренс, я родила ребенка от другого мужчины и спрятала его». Нет. Это звучит ужасно, но как выразиться по-другому?

Зазвенел звонок. Лоуренс приподнял брови, а Гвен отложила книгу.

– Мы кого-то ждем?

Гвен покачала головой, скрывая окатившее ее волной облегчение.

– Кто бы это мог быть в такой час?

– Понятия не имею. Может, Верити уехала без ключей?

Лоуренс нахмурился:

– Дверь не заперта. Если бы это была Верити, она просто вошла бы.

Они услышали шаркающие шаги дворецкого в холле, а потом женский голос. С американским акцентом. За ним последовал стук каблуков по паркету, который становился громче по мере того, как шедшая по коридору женщина приближалась.

– Кристина? – тихо проговорила Гвен.

– Другой американки я не знаю. А ты?

– Что ей…

Тут дверь открылась, и вошла Кристина. Она, как обычно, была одета в черное, но без всяких украшений и выглядела так, словно собиралась второпях и просто забыла про них. Пока Гвен боролась с дурными предчувствиями, которые вызвало у нее появление этой дамы, Лоуренс подошел к гостье и с улыбкой протянул ей стакан виски с содовой. Она не улыбнулась в ответ.

– Нет. Чистый виски. Большую порцию.

Кристина уселась на стул рядом с карточным столиком. Волосы ее, обычно тщательно уложенные, болтались по плечам, и Гвен заметила, что они крашеные, так как у корней отличались по цвету. Из-за этого Кристина выглядела уязвимой.

Она вынула из сумочки зажигалку и сигареты, вставила одну в серебряный мундштук, но, когда попыталась закурить, руки у нее так тряслись, что ничего не вышло. Лоуренс подошел, взял у нее зажигалку и наклонился, поднося ей огонек. Кристина сильно затянулась, сигарета зажглась, она откинула голову назад и выдохнула, пустив в потолок струю дыма.