Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Твоя? — обратился он ко мне.
— Нет, — ответила я.
Могла бы сообразить, к чему это приведет: библиотекарь поднял книгу и положил на тележку. Алистер насупленно проводил взглядом свой недочитанный томик.
— Ты чего? — осведомился он. — Вид у тебя какой-то квелый.
В его устах это прозвучало почти как комплимент.
— Это очень тяжело? — спросила я. — Ну — умирать.
— Слушай, не надо, — сказал он, ложась на пол пластом.
— Я боюсь смерти, — сказала я.
— Тебе, скорее всего, до нее еще далеко.
— Потрошитель хочет меня убить.
Тут он осекся. Поднял голову с пола, взглянул на меня.
— С чего ты это взяла? — осведомился он.
— Он сам так сказал.
— Не дуришь? — уточнил он. — Сам Потрошитель?
— Угу, — ответила я. — Можешь чего посоветовать? Ну, если оно случится?
Я попыталась улыбнуться, но даже сама поняла, что на улыбку это не очень похоже; дрожь в голосе мне тоже не удалось скрыть.
Алистер медленно сел, постучал пальцем по полу.
— Я даже не помню, как умер. Просто уснул — и все.
— Вообще ничего не помнишь?
Он покачал головой.
— Я просто подумал, что мне снится очень странный сон, — сказал он. — Во сне боевики ИРА заложили мне в грудь бомбу, я чувствовал, как она там тикает, и пытался всем сказать, что она вот-вот взорвется. Потом она взорвалась. Я видел взрыв — прямо у себя в груди. А потом сон кончился, я оказался в своей комнате, было утро. Смотрю и вижу себя на кровати. Мне тогда показалось, что это продолжение сна. Может, мне он так до сих пор и снится.
— Как ты думаешь, почему ты вернулся?
— А я не возвращался, — возразил он. — Я просто никуда не уходил.
— Но почему? В смысле, ведь принято считать, что призраки возвраща… в смысле, не уходят, потому что у них остались какие-то недоделанные дела.
— У кого это принято считать?
Хороший вопрос. Ответ на него звучал так: в телевизоре, в фильмах, а еще у кузины Дианы. Не слишком-то надежные источники информации.
— Я эту школу терпеть не мог, — продолжал он. — Одного хотел — поскорее свалить отсюда. Вроде как в этом смысле смерть была кстати, а вот поди ж ты. Застрял в этой вонючей школе на двадцать пять вонючих лет. Не знаю, что тебе сказать. Я не знаю, почему я именно такой и что происходит после смерти с другими. Только знаю, что я все еще здесь.
— А мог бы свалить — свалил?
— В ту же секунду, — ответил он, снова ложась на пол. — Только почему-то не получается. Я уж об этом и думать перестал.
Я стиснула в кармане терминус. Я могу исполнить мечту Алистера прямо сейчас. В одну секунду. Вопрос был настолько смысложизненный, что казался смешным. Не хочешь больше существовать? Ради бога! Чпок! Готово дело. Струйка дыма — и тебя больше нет, фокус-покус. Я провела пальцем по кнопкам. Может, мне именно так и предназначалось прожить этот день — подарить кому- то свободу.
Но это ведь был Алистер, а я уже привыкла думать о нем как о своем однокашнике — это совсем не то же самое, что та неприкаянная душа в туннеле. Или как там они у них называются? Духи.
Я вытащила терминус из кармана, положила на колени. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не вошел Джером и не сел рядом. По счастью, с другой стороны — в противном случае он уселся бы прямо на Алистера.
— Это что? — поинтересовался Джером, кивая на телефон.
— А, это… телефон Бу.
— Вот это вот? Сколько этому бронтозавру лет?
Джером потянулся к телефону, но я отодвинула его подальше.
— А ты чего не учишься? — поинтересовалась я.
— У меня должен был быть семинар по латыни. Но в группе всего пять человек, и трое из них уехали.
— Трусы.
— Audaces fortuna juvat.
— Что это значит? — спросила я.
— Фортуна благосклонна к храбрым, — ответили они с Алистером в один голос.
Джером чуть подвинулся — теперь мы соприкасались по всей длине рук и ног.
— С тобой все в порядке? — спросил он. — Ты чего это сидишь тут на полу?
— Тихо тут, — ответила я. — И я в принципе люблю сидеть на полу.
Похоже, в тот момент Джером был готов принять любое мое замечание за приглашение к флирту. Выражение его лица выдавало, что уровень гормонов у него зашкаливает, а время самое что ни на есть подходящее. При любых других обстоятельствах я была бы этому только рада. В тот же момент мне не хотелось совсем ничего. Запас чувств у меня иссяк начисто.
— Этого не хватало, — пробормотал Алистер.
— Извини, — сказала я.
— Извинить — за что? — Это уже Джером.
— Мне показалось… я тебя царапнула, — соврала я. — Ногтем.
— Ладно, валяйте, — сказал Алистер устало. — Тут оно все время происходит. Я уже привык.
— С тобой все в порядке? — спросил Джером, вплотную придвигая свое лицо к моему.
Такой английский выговор. «Фсссе в повятке». Я не ответила. Я его поцеловала.
В прошлый раз у нас все это вышло довольно неловко. Сегодня — иначе. Мы сомкнули губы и замерли. Я чувствовала теплое дуновение из его носа при вдохе и выдохе. Мы целовали друг друга в шею. Я постепенно начала отогреваться, желеобразная кровь разжижилась и снова поползла по сосудам. Поцелуи помогают мириться со многими из тех гадостей, которые волей-неволей приходится терпеть в школе — да и не в школе — в подростковые годы. Они бывают странные, неловкие, недоделанные, но от них внутри становится мягко, и ты просто забываешь, что творится вокруг. Пусть даже ты находишься в горящем здании или в автобусе, который вот-вот рухнет с обрыва. Неважно, ты превратился в лужу. Я стала лужей на полу библиотеки, слившейся в поцелуе с кудрявым парнем.
— А обязательно кататься прямо по мне? — осведомился Алистер. — Я, между прочим, сюда первый пришел.
Когда прозвенел звонок, возвещавший, что настал конец учебного дня — которого сегодня, правда, так и не было, — оба мы подскочили и дружно моргнули. Алистер уже некоторое время назад встал и удалился в другой угол, откуда время от времени доносилось ехидное шипение. Из библиотеки мы выбрались с затуманенным взором и перекошенными воротниками. Три полицейские машины превратились в две полицейские машины и четыре здоровенных фургона. А еще мимо проходили люди — парами, тройками, четверками, в руках у них были плакаты и свечи.
— Сегодня ночью решено устроить бдение, — сказал Джером, поправляя свой галстук старосты. — На месте гибели Мэри Келли. Всего в нескольких улицах отсюда, говорят, там соберутся тысячи людей.