не показывала, что в её сердце хоть что-то осталось к нему. Просто знакомые — не более.

После гражданской церемонии они сидели в одном из ресторанов, Олег опять же настоял, и Даша даже улыбалась и шутила. Ему же было не до шуток.

Минуло ещё пару месяцев, и однажды, когда он сидел один дома после занятий, в коридоре послышались яростные крики. Голоса были мужские, один разорялся особенно, и Миша насторожился. После случая с Таей, когда дед её пырнул ножом два раза, он постоянно подскакивал и прислушивался, если возникал какой-то шум-гам. Сейчас крики были со стороны её квартиры.

Миша быстро влез в комнатные тапки и вышел за дверь.

В длинном коридоре возле распахнутой железной двери стояли амбалы. Тот, что повышал голос, был внутри. По нескольким фразам, услышанным Мишей, он догадался, что пожаловал отец Олега Роторова. Ну, конечно, закрутил проблем, уехал, а теперь девчонке расхлёбывать.

— … быстрее! Ты только выиграешь от этого — жёнушка. И Олег тебе спасибо скажет. Собирайся!

— Извините, а что здесь происходит? — спросил Миша у стоящих амбалов, загораживающих собой свет. Каждый из них был почти без шеи, только голова и плечи.

— Зайди в квартиру обратно, — бросил один из них. — Тут родственное.

— Да ясно, что родственное, недавно эту девушку родной дед чуть не убил. Её родственников-то я и не люблю.

Амбал посмотрел на Мишу как-то с удивлением от услышанного и одновременно уважением, что осмелился вообще высунуться.

За плечами парней что-то тихо говорила ещё одна девушка, не Тая, и Миша с удивлением узнал Дашу. Она стояла, как амазонка, перед высоким солидным мужчиной с седыми висками в дорогом пальто. Щёки её покраснели, глаза сверкали негодованием и осознанием своей правоты.

— Это не ваше дело, уважаемая. Не хочу ещё на вас время тратить. Отойдите, — раздражённо сказал папаша Роторовский, будто Дарья была надоедливая муха.

— Я с вами никуда не пойду. Выйдете из квартиры, пожалуйста, — услышал Миша голос Таи.

— Шёл бы ты отсюда, — внезапно стал напирать грудью другой амбал на Мишу.

— Если вы не уйдёте, я полицию вызову, — громко сказал он, и наступила зловещая тишина. Они-то, собственно, стояли в коридоре, придурки, потому что квартирка была крохотная. С той стороны девушки держали оборону, вот Роторов со своими личными охранниками и застряли в проходе.

Из-за железной двери выскочил раздражённый папаша и как ошпаренный помчался к выходу, такое положение вещей со скандалом и привлечением к делу соседей его не устраивало.

Думал, что один его вид испугает девушку, и она согласится расторгнуть брак, подать документы на развод. Даже привёл с собой телохранителей друга Мирослава Вещенко на случай, если девушка не поняла, с кем имеет дело или те же соседи вмешаются. Но вышел какой-то фарс, эти пигалицы не хотели пускать мужчин даже в квартиру и стояли насмерть, на редкость смелые попались. Антону Роторову это очень и очень не понравилось. Он даже не удосужился взглянуть на Мишу, просто исчез вместе со своими бульдогами.

Миша, зайдя в квартиру Таи и закрыв за собой дверь, увидел плачущих и обнимающихся девчонок. Тяжело вздохнув, он подошёл к ним.

— Чего он хотел?

— Расторжения брака. По-хорошему, как он сказал, — ответила Даша.

— А узнал откуда?

Она пожала плечом в ответ. Тая села на стул на кухне и закрыла лицо руками.

— Он меня уничтожит. И навредит Олегу. Зачем я согласилась? — в её голосе было столько отчаяния, что Мишу будто ударили по лицу.

— Почему ты всю вину всегда принимаешь на себя? Это твоему муженьку захотелось. Пусть теперь и думает.

— Он, между прочим, там, а она здесь. И его отцу легче вести войну с ней, — вставила Дарья, обхватив себя руками.

— И что ты предлагаешь? — раздражённо спросил Миша.

— Ничего. Донести до Олега. Пусть он как-то повлияет на своего отца.

— Это вряд ли, — хмыкнул Миша.

Тая страшно устала оттого, что кто-нибудь преследовал. И ненавидел. Мать, дед, одноклассники, Ваня Перелётный, теперь Антон Григорьевич Роторов. Господи, кончится этот список когда-нибудь или нет?

Тая понимала, что рассудит время. Оно пройдёт, и этого кошмара не будет. Но каждый раз, когда ее, наконец, оставляли в покое, появлялся кто-нибудь другой, и начиналось всё сначала.

Роторов Антон перестал донимать её лично, считая ниже своего достоинства ходить и ругаться с этой девчонкой.

Но он был всюду. Это была настоящая травля. Похлеще Вани Перелётного.

В университете её вызывали к декану и ссылались на источники, которые докладывали о её якобы аморальном поведении, продаже себя, связи с наркотиками и прочее. Домой приходила полиция — спрашивали о наркотиках, приглядывались, говорили, проверяют информацию. И девушка знала — если она не подпишет бумаги о разводе, в её квартире полиция найдёт всё, что угодно. А её посадят.

Ходить по самому краю отчаяния страшно, особенно когда ты одна, а любимый за океаном. Всё чаще возникают фатальные мысли о своей виновности, о том, что она приносит несчастья. Или и есть само несчастье.

Даша. Вот кто каждый раз вытаскивал её из этих мыслей. Она заставляла подниматься с колен и идти бороться. Она, ярый правдолюб, не верила во всемогущество Роторова и смеялась над его интригами. Вот только Тае было не до смеха, когда она думала о шести годах без любимого.

Лето как всегда началось раньше календарного. Уже в середине мая становилось невыносимо душно днём, безветренные полудни чередовались один за другим.

Ирина Роторова, наблюдая за мужем, всё чаще вспоминала свою особую синюю записную книжечку. Там был записан телефон старинного друга Антона — Мирослава Вещенко. В мобильном телефоне она не держала такой важный номер. Когда-то он сказал, что может помочь ей в любом вопросе, если она осмелится попросить. И он для неё сделает всё.

Антон стал совершенно замкнут и угрюм. Они почти перестали общаться дома, даже ужинал он постоянно где-то. На свой счёт Ирина это не принимала, она давно знала себе цену и интрижкам мужа.

У неё самой было только два романа на стороне за всю их совместную с Антоном жизнь, и то ей хотелось всегда побыстрее от них отделаться. Она не была любительницей острых ощущений. Да, наверное, не было бы и этих связей, если бы не муж. Он своей неверностью толкал её в чужие руки — оба раза это было местью Антону, о которой знала только она, глупенькая молодая обиженная дурочка. К последнему разу пришла мудрость, и она не повторяла больше этих ошибок, после которых хотелось ещё больше рвать себе душу на части.

Мирослав всегда питал