— Бери его и уезжайте немедля, — приказал князь. — Тебя и так уже многие видели.

— Хорошо, — Одихмат схватил Ясеня окровавленными руками. — Молчы, щэнок, а то прыдушу.

Теперь уже он связал мальчика и закрыл ему рот кляпом.

— Приберите здесь, — приказал князь и вышел.

Разбойник поволок мальчика коридором, втащил в темную комнату и запихнул в сундук. Там, в духоте и тесноте, Ясень долго лежал, прислушиваясь к еле слышным звукам снаружи. Он все еще не верил в происходящее. Неужели отец погиб?

Наконец, сундук подняли и потащили. Куда-то поставили, как потом выяснилось, в повозку. Затрубили гауры. Сундук мелко затрясся, когда повозка поехала по мощеным улицам Самбитаса.

Ехали долго, Ясень потерял счет времени. Он сумел вытащить через путы худые руки и развязать себя. Пробовал открыть сундук, но крышка не поднималась. Наверняка закрыт на замок.

Наконец, повозка остановилась. Крышка сундука открылась, в глаза хлынул яркий свет. Одихмат вытащил ослепшего мальчика наружу. Встряхнул и зарычал:

— Гдэ моя добыча?

Они снова очутились в Брянском лесу. Вокруг стояли дубы.

— Ну, говоры, — продолжал разбойник. — Или тэбэ горло рэзат, как отцу?

— Нет, я тебе сам перережу, — ответил Ясень и воткнул Одихмату в глаз острый зубец гребня. И сразу же выдернул.

Получилось очень даже неплохо. Зубец зашел глубоко в глаз, хлынула кровь и еще белесая жидкость. Одихмат закричал и уронил мальчика на повозку. Схватился за рану и согнулся от боли.

Ясень толкнул разбойника и тот упал в раскрытый сундук. Мальчик захлопнул тяжелую крышку, хотя руки тряслись от усталости, голода и страха. Хотел закрыть на замок, но ключа не было.

Из сундука доносились неразборчивые вопли. Ясень напрягся и попробовал столкнуть сундук с повозки. Бесполезно, слишком тяжелый.

Тогда мальчик спрыгнул с повозки и подбежал к гаурам. Трясущимися пальцами развязал упряжь. Вскочил на одного гаура, второго схватил за поводья.

Крышка сундука открылась, Одихмат поднялся во весь рост, оглядываясь по сторонам. Лицо залито кровью, глаза горят красным огнем.

— Стой, щэнок! Убью!

Ясень покачал головой.

— Не сможешь. Без добычи своей останешься тогда.

И ударил гаура пятками. Поскакал через лес на восток. Вслед доносились бессильные вопли Одихмата. Ясень оглянулся, увидел, как разбойник соскочил с повозки, побежал за ним и упал в траву.

Ударил гаура снова и поскакал дальше. Второй гаур мчался рядом.

В лесу, покачивая хоботами, шли мамонты.

Табунщик Зилги лежал в траве после обеда, глядел вверх и чесал живот. Ночью его покусали клопы. Закончив чесаться, он рассеянно поправил амулет на шее и едва не задремал.

В красном небе мелькнула ослепительная вспышка. Будто от белого светила Тэйанг откололся кусочек. Прочертила горящую дугу через все небо и устремилась к земле.

Зилги широко открыл глаза. Привиделось, что ли? Рывком поднялся, сел, часто моргая. Запахнул рваный халат на смуглом тощем теле. Мимо носа лениво пролетел шмель.

— Все-таки, показалось, — решил вслух Зилги. — В такую жару чего только…

Неподалеку сильно громыхнуло. Земля содрогнулась. Гауры, пасшиеся неподалеку, взревели от страха.

По степи, пригибая синюю траву к земле, пронесся горячий ветер. Растрепал Зилги длинные волосы, бросил сор в лицо. Пролетел и утих вдали.

Табунщик вскочил на ноги. Глянул, куда упала звездочка. От земли поднимался столб черного дыма.

А еще с той стороны прибежала гнедая телка гаура. Немного не добежала до табунщика, свалилась, тяжело дыша. Зилги подошел к ней. Гаурка ткнулась ему в руку, заревела. Бока, задние ноги ободраны и обуглены, будто зажарили целиком на костре. Хвост вырван с кусками мяса. Несчастная гаурка закатила глаза и откинула голову. Она умирала.

Зилги достал нож с костяной рукоятью, перерезал ей горло, прекратил мучения.

Пошел по следам телки к месту падения звезды.

Чем ближе, тем страшнее идти. Трава почернела и обгорела. Земля расплескалась в стороны. Там, где упала звезда, образовался круг выжженной почвы. В центре глубокая яма. Из нее клубился дым.

Зилги осторожно подошел ближе. Даже через толстые обмотки из шкуры овцебыка он чувствовал, как нагрелась земля.

Заглянул в яму. Закашлялся, прикрыв рот от дыма. Глубоко внизу, сквозь черный воздух, Зилги увидел огненно-красный камень.

Он наклонился еще, осмотреть получше. Из ямы шел нестерпимо горячий воздух. Зилги оступился, не удержался и упал вниз.

У поверхности он успел ухватиться за корни трав, торчащие из земли. Попробовал было вылезти обратно, но оборвались. Зилги закричал и снова полетел вниз.

Немного не долетел до странного камня. Зацепился за землю. Здесь, оказывается, была нора. Не иначе, как убежище гигантского крота. Нора выходила как раз в яму, пробитую звездным камнем.

От жары у Зилги лопалась кожа на спине. Он полез в нору. Отдышался, полежал и полез дальше. Надо как-то выбираться отсюда.

В норе стояла кромешная тьма. Воздух все еще обжигал. Он прополз еще немного и вывалился в пещеру. Упал на бок, ударился обожженной спиной, скорчился от боли. Затем встал, пощупал пространство вокруг себя. Сзади, откуда он вылез, потрогал рыхлую землю. А вот впереди пусто.

Зилги пошел вперед, слепо ведя руками перед собой. Угодил пальцами во что-то мягкое и теплое.

— Эй, осторожнее, волосатый — крикнул кто-то в темноте. — Чуть глаза не выколол.

Говорил он на искаженном сюннийском языке, родном наречии Зилги. Можно понять, если постараться.

— Кто здесь? — крикнул Зилги.

Вспыхнули тусклые синие огоньки. Зилги увидел, что он и впрямь очутился в небольшой пещере. Чуть больше человеческого роста, из стен торчат корни трав.

А еще перед ним стояла пара странных людей. Тело и руки-ноги, как у ящерицы, голова человечья. Глаза белые и выпученные. Росту небольшого, по грудь взрослому. Одеты в сверкающие позолоченные кафтаны и штаны. В лапках сверкали синие грибы.

Один держался тонкой лапкой за глаз. Замахнулся на Зилги:

— У, волосатая тварь. Чуть зрения не лишил.

— Я не хотел, — пробормотал Зилги и попятился.

И наткнулся сзади на еще одного человек-ящера. Тот махнул оружием, кажется, каменным топориком. На голову табунщика обрушился удар и он потерял сознание.

* * *

— Я предлагаю «заднедувку», — сказал один голос. — Он будет умирать пять-шесть дней. Клянусь.

— Ты думаешь? — усомнился другой голос. — В прошлый раз волосатик умер за день. Даже особо не мучился.