– Ну так что, вы тут, наверно, очень любите друг друга? – спросила старуха Энни, и дети ответили растерянными взглядами.

В комнату зашла хозяйка дома и снова обратилась ко мне через студента-богослова. Она сообщила ему, что дедушка уже проснулся и теперь сидит на передней веранде. Потом она поглядела на детей и спросила: «Чего это ты их сюда напустил?»

Мы в сопровождении целой свиты вышли на переднюю веранду, где стояли два стула с прямыми спинками и на одном из них сидел старик. У него была прекрасная окладистая белая борода, длиной до нижнего края жилета. Нами старик не заинтересовался. У него было длинное, бледное, покорное старое лицо.

«Ну вот, Джордж», – сказала старуха Энни, словно этого и ждала. Она села на второй стул и велела одной из девочек: «Ну-ка принеси мне подушку. Принеси тонкую такую подушку и подложи мне под спину».

Вторую половину дня я катала желающих в «стэнли». Я уже поняла, как надо обращаться с этими людьми, и потому не стала спрашивать, кто хочет покататься или кто интересуется автомобилями. Я просто вышла, похлопала «стэнли» там и сям, будто коня, и заглянула в котел. Сзади подошел студент-богослов и прочитал девиз, написанный на борту: «Быстрый мотор для джентльмена». Он спросил, принадлежит ли автомобиль моему отцу.

Я сказала, что автомобиль принадлежит мне. Потом объяснила, как нагревается вода в котле и какое давление пара он может выдержать. Этим всегда все интересовались – не взорвется ли котел. Дети тем временем подобрались поближе, и я вдруг сказала, что в котле почти нет воды. И спросила, где бы мне тут достать воды.

Поднялась ужасная суматоха! Дети бегали с ведрами и спорили, кто будет качать воду насосом. Я пошла и попросила у мужчин, сидящих на веранде, разрешения взять воды, если они не возражают, а когда они разрешили, поблагодарила их. Когда котел был наполнен, я, разумеется, спросила, хотят ли они посмотреть, как я развожу пары, и один представитель ответил за всех, что это, пожалуй, будет неплохо. Пока я разводила пары, все терпеливо ждали. Мужчины сосредоточенно смотрели на котел. Конечно, они не первый раз в жизни видели автомобиль, но вот паровой автомобиль – пожалуй, впервые.

Сначала я, как подобало, предложила прокатиться мужчинам. Они скептически наблюдали, как я кручу ручки и дергаю рычаги. Чтобы тронуться с места, мне нужно было нажать и дернуть тринадцать разных штучек! Мы покатили по аллее, делая сначала пять миль в час, потом десять. Я видела: самолюбие мужчин несколько страдает оттого, что их везет женщина, но желание новых впечатлений пересиливает. Потом я загрузила в машину детей – их подсаживал студент-богослов, наставляя, чтобы сидели смирно, держались крепко, не боялись и не вывалились по дороге. Я уже знала, где на дороге колеи и корни, и потому на этот раз ехала чуть быстрее, и дети не могли удержаться от испуганных и восторженных воплей.

Я до сих пор кое о чем умалчивала в своем рассказе, но теперь уже не могу удержать это в себе – из-за мартини, которое сейчас пью. Это мое ежедневное послеобеденное удовольствие. В то время я переживала страдания, о которых еще не упомянула в этом письме, ибо страдания мои были из-за любви. Но в день, когда мы со старухой Энни отправились в путешествие, я решила наслаждаться жизнью как могу. Мне казалось, что иное было бы обидно для «стэнли». Я следовала этому правилу всю жизнь и каждый раз находила его полезным – получать от происходящего столько удовольствия, сколько можешь, даже если ты в это время не особенно счастлива.

Я велела одному из мальчишек сбегать на переднюю веранду и спросить, не желает ли дедушка прокатиться. Но мальчик вернулся со словами: «Они оба уснули».

Мне нужно было наполнить котел на дорогу домой, и пока туда заливали воду, подошел Трис Херрон и встал очень близко.

«Благодаря вам нам всем запомнится этот день», – сказал он.

Я была не прочь с ним пококетничать. На самом деле меня ожидала впереди долгая карьера кокетки. Это вполне естественное поведение для женщины после того, как ей разбили сердце и она из-за этого оставила всякую мысль о браке.

Я сказала, что он тут же забудет обо всех сегодняшних событиях, стоит ему вернуться к друзьям в Торонто. Он заверил меня, что нет, он никогда не забудет, и попросил разрешения мне написать. Я сказала, что запретить ему никто не может.

По дороге домой я думала об этом разговоре и о том, как смешно будет, если он в меня влюбится по-настоящему. Студент-богослов. Конечно, я тогда и предположить не могла, что он бросит богословие и займется политикой.

«Жалко, что старый мистер Херрон не смог с тобой поговорить», – сказала я старухе Энни.

«Зато я ему все сказала, что надо», – ответила она.

По правде сказать, Трис Херрон мне в самом деле написал, но, видно, и его обуяли сомнения – он вложил в письмо листовки миссионерской школы. Что-то про сбор денег в пользу миссионерских школ. Меня взяла досада, и я не ответила на письмо. (Много лет спустя я любила шутить, что могла бы выйти за Триса Херрона, если бы правильно разыграла свои карты.)

Я спросила старуху Энни, понял ли мистер Херрон то, что она ему говорила, и она ответила: «Понял сколько надо». Я спросила, рада ли она была с ним повидаться после стольких лет, и она сказала, что да. «А уж как я рада, что он дожил до нашей встречи», – добавила она. В ее голосе слышалось явное торжество – я решила, что оно объясняется ее появлением перед родней в дорогом платье и в автомобиле.

Так мы и ехали себе в «стэнли» под высокими деревьями, которые смыкались ветвями, стоя справа и слева, – такие деревья обрамляли дорогу в те дни. За много миль вдали лежало озеро – мы то видели его мельком, то ловили редкие блики от воды, которым удалось пробиться через все эти холмы и деревья. Старуха Энни спросила – неужели это то же озеро, то же самое, на котором стоит Уэлли?

Тогда вокруг попадалось множество стариков и старух с несообразными идеями в голове. Хотя я допускаю, что у Энни таких идей было больше, чем у других. Помню, она однажды рассказала мне, что у девушки в Доме трудолюбия родился ребенок из большого нарыва на животе, ростом с крысу и совсем неживой, но его положили в печку, и он разбух до нужного размера, стал хорошего цвета и задрыгал ногами. (Наверно, вы сейчас думаете: стоит только попросить старуху рассказать что-нибудь из прошлого, и она наплетет с три короба.)

Я сказала Энни, что такого быть не может, – наверно, ей все это приснилось.

«Может, и так, – в кои-то веки согласилась со мной она. – Мне одно время и правда снились всякие ужасти».

В ночь, когда пропала Юни Морган, Рия сидела в доме бутлегера по фамилии Монк, в Карстэрсе. Это был голый, узкий деревянный дом, стены запачканы до середины высоты из-за паводков. Рию привез сюда Билли Дауд. Сам Билли в это время играл в карты на одном конце большого стола, а на другом конце стола шла беседа. Рия сидела в кресле-качалке в углу у керосиновой печки, поодаль, чтобы не путаться под ногами.