Баталин приказал покинуть позиции, и возвращаться домой. Итоги подводить не пришлось. Говорить было не о чем. Как сказал военинженер Грибной: «День пропал». Впрочем, ученые говорят, что отрицательный результат, тоже результат. Возможно, но только не в разведке.

Следующий день был, как две капли воды похож на предыдущий. Ну разве что небо немного просветлело да снег перестал идти. И на том, как говорят, спасибо.

У Баталина мелькнула мысль, что не стоит таскать всю группу, может, дать кому-то отоспаться. Но кого оставить на базе, если лишних рук нет. «Ладно, – успокоил он себя, – осталось два дня. Либо завтра, либо послезавтра решающий бой».

11-го, ближе к вечеру, когда Сергей уже собирался дать команду на отход, неожиданно зашевелились немцы. Двое солдат в новеньких маскхалатах шли по дороге и оглядывали обочины. На плече у каждого висела снайперская винтовка. «Вот они, голубчики», – прошептал Баталину Григорьев.

Немцы чувствовали себя в полной безопасности. Один из них что-то говорил и показывал другому как раз на то место, где лежали Сергей с Николаем. Когда они подошли поближе, разведчики услышали, как старший поучал младшего.

– Вилли, мой мальчик, я здесь уже целый год. Знаю эти проклятые холмы, как родную улицу в Лукенвальде. Лучше позиции, чем эта не существует.

Они стали карабкаться по холму вверх, к тому самому дереву, на которое несколько дней назад указал Григорьев. Николай повернул к Баталину сияющее лицо, мол, что я говорил. Так и хотелось прошептать это командиру. Но снайпер был опытным бойцом, он знал старое доброе правило – речь человека слышна за сто метров, шепот – за шестьдесят. Поэтому рисковать он не смел.

Фашисты подошли к дереву. Старший из них похлопал по стволу и вскинул голову вверх.

– Устроишься, как в любимом гасштетте. Ну разве что без пива. А я прилягу напротив, на той стороне дороги. Все, пошли, тут делать больше нечего.

Они сбежали по косогору и, подгоняемые холодом, быстрым шагом заторопились назад по дороге.

На базу разведчики возвратились в возбужденном состоянии. Уставшие, замерзшие, тем не менее с пониманием того, что завтра решающий день. Во-первых, завтра 13 марта, последний срок, указанный Центром, во-вторых, вылазка двух немецких снайперов говорила о многом. Значит, разведчики верно просчитали врага. Завтра они всяко будут охотники.

– Если Гитлер погостит у Клюге несколько часов, как в прошлый раз, он будет возвращаться на аэродром примерно между четырнадцатью и шестнадцатью часами. Можно рассчитывать, что фельдмаршал даст в честь фюрера праздничный обед. После него Гитлер отбудет восвояси. Но это, как вы понимаете, одна из многих версий. Вдруг он решит уехать раньше, а может, наоборот, остаться на ночь… Гадать бесполезно. Мы должны быть готовы ко всему.

Баталин тяжело вздохнул и, глядя в лица сидящих напротив разведчиков, произнес.

– Уйти оттуда мы должны с головой Гитлера. Иначе нам не сносить собственной головы.

… Разведчики ждали уже седьмой час. Знакомая пустынная дорога. Солдаты по ней сегодня не ходили, полицаи на тарахтящей телеге не ездили, редкая машина проскакивала мимо них на высокой скорости.

Коскинен и Грибной уже расположились, когда в темноте услышали, как кто-то усердно сопит, поднимаясь по склону. Это немецкий снайпер Вилли направлялся к «засидке». «Долго же ты спишь, Вилли». Пааво вытащил свой проверенный в деле финский нож и шагнул в темноту.

Военинженер Грибной услышал только сдавленный хрип, и через несколько секунд Коскинен протащил тело снайпера мимо него в глубину леса. Вскоре он вернулся, прилег рядом с Грибным, сказал:

– Все, Семеныч, дыши спокойно, больше у нас над ухом никто сопеть не будет. Разве что охрана фюрера.

Баталин своего снайпера терпеливо дождался, разрешил ему занять позицию и только тогда бросился вперед. Немец оказался опытным бойцом. Услышав шорох, быстро перевернулся на спину, но выстрелить не успел. Защитился винтовкой, однако Сергей, изловчившись, достал его ножом. Удар пришелся справа снизу в горло. Со всей страстью и ненавистью. Немец еще сопротивлялся несколько секунд, потом дернулся и затих. Фашист залил кровью рукав его маскхалата. Баталин пытался смахнуть кровь, рука стала липкой, дрожала от напряжения. Он крепко сжал пальцы в кулаке, стараясь унять эту нервную дрожь.

Подполз Григорьев, тревожно спросил:

– Как ты, командир?

– Нормально! – прошептал Сергей. – Весь маскхалат забрызгал, сука.

– Хрен с ним, с маскхалатом. Мы тебе в Москве в военторге новый справим.

На этом «горячие» события закончились. Теперь час проходил за часом. Разведчики ждали. Разведчики сжимались, как пружина. Напряжение нарастало. Вот-вот должен прозвучать сигнал впередсмотрящего Сараскина. Но его все нет и нет. Когда эта кряква уже крякнет? Крякнула. Ожидаемо и, как всегда, неожиданно. А дальше вновь напряженная тишина. Где же этот глухой, мягкий звук немецкого автомобиля? Вот он наконец долетел до слуха разведчиков. Потом стал нарастать, двоиться, троиться. К нему примешивалися высокий треск мотоциклов. Значит, до гитлеровской колонны примерно метров триста-четыреста.

Баталин прикинул: кортеж, который появился на дороге, двигался со скоростью километров в шестьдесят, не более. Впереди катил броневик, из которого выглядывал солдат за пулеметом, потом мотоциклы с колясками, с автоматчиками и пулеметчиками, дальше три машины, черные «мерседесы», за ними снова мотоциклисты и бронемашина.

Капитан Гречин напряженно следил за броневиком, мотоциклистами, которые пересекли «красную линию», и вот уже первый «мерседес» въехал передними колесами на заветный участок. Он нажал кнопку побелевшим от напряжения пальцем, и в ту же минуту под машиной раздался оглушающий взрыв. Левый борт «мерседеса» подняло над землей. Справа и слева ударили автоматы, вниз полетели гранаты. Баталин видел, как в дыму и грохоте «мерседес» опустился на землю, и от сильного удара открылись обе двери – водительская и пассажирская. Из салона в распахнувшуюся дверь медленно сползало тело пассажира. Словно в замедленном кино – голова, откинутые со лба темные спутавшиеся волосы, характерный клинышек усов под носом.

– Гитлер! – закричал Баталин. – Гитлер, Коля!

И тут же увидел, как пуля, выпущенная из винтовки лучшего снайпера Северо-Западного фронта, размозжила голову фюрера. Брызнул желто-красный фотан. Чья-то невидимая рука схватила окровавленное тело Гитлера за шиворот и втащила его в салон.

А пули из немецких пулеметов уже взрывали землю рядом с ними. С бронемашин, словно горох, посыпались солдаты и рванулись вверх по косогору, навстречу разведчикам.

– Уходим! – прохрипел Баталин, и они вместе с Григорьевым скатились с гребня горы, рванули в лес. Там навскидку с автоматом, скрываясь за сосной, их ждал Гречин.

– Я вас прикрою! – махнул он рукой и нажал на спусковой крючок. Однако снизу, как черти из табакерки, выскочили немцы слева и справа одновременно. Их было много, рябило в глазах. Баталин ударил из своего автомата в эту серо-зеленую толпу. Григорьев упал