Хотя эта крупная ошибка была сделана, позднее она была замечена и – после донесения сэра Чарльза Вуда[134]в 1854 году, – до некоторой степени исправлена. Решение, к которому привел доклад Маколея, является выдающимся моментом в истории индийской империи. Оно отмечает эпоху, когда англичане спокойно признали, что на их ответственности в Азии лежит функция, подобная той, какую выполнил Рим в Европе, – величайшая функция, какую правительство может быть призвано выполнить.

Изложенное до сих пор должно было показать вам, что современное состояние Индии создано не столь удивительными причинами, как большинство себе представляет, но что само по себе и по величию, и по могущим произойти последствиям оно гораздо поразительнее, чем полагают. Объясняя вам, каким образом индийская империя могла возникнуть без участия чуда, я напирал на другую особенность этой империи, – особенность, имеющую весьма важное значение, именно на слабость механизма, соединяющего ее с Англией. Замечу теперь, что в этом отношении индийская империя походит на английские колонии.

Конечно, между ними существует громадное различие: главные английские колонии в большинстве дел сами определяют свою политику при помощи правительств, возникающих путем конституционного процесса из колониального собрания; Индия не пользуется правом независимой инициативы, и распоряжения самого вице-короля могут быть отменены секретарем по индийским делам в Англии. Тем не менее, мы находим и значительное сходство. Индия постоянно удерживается на известном расстоянии, ее правительству никогда не дозволялось настолько приближаться к правительству Англии, чтобы тесно с ним слиться, видоизменить его характер или мешать его независимому развитию. И в конституционном, и в финансовом отношениях Индия представляет собою независимую империю. Без сомнения, если бы империя Великого Могола сохранилась в своей первобытной силе до настоящего времени, внешняя история Англии была бы совсем иной. Многие из ее войн с Францией приняли бы другой оборот, в особенности та война, главным инцидентом которой был поход Бонапарта в Египет. Мы можем также представить себе, что Крымской войны не было бы, и что Англию так сильно не интересовала бы последняя русско-турецкая война. Но конституция английского государства осталась бы той же самой, и внутренняя история шла бы точно тем же путем, как и теперь. Кажется, Индия только однажды, а именно в 1783 году, выступила на первый план в парламентских прениях и поглотила внимание политического мира. Даже во время мятежа 1857 года, так глубоко затронувшего чувства англичан, дела Индии не повлияли на ход домашней политики Англии.

Ввиду этого, если бы Англия лишилась своей индийской империи, непосредственные и чисто политические последствия перемены не были бы значительны. Исчез бы пост государственного секретаря по индийским делам; облегчилось бы дело парламента; иностранная политика Англии освободилась бы от тяжкой обузы. В остальном последовало бы мало перемен. В этом отношении я и считаю индийскую империю похожей на колонии, и здесь мы видим общую характерную черту того процесса расширения Англии, который служит предметом настоящих лекций. Как мне приходилось раньше замечать, расширение Англии с первого взгляда не кажется естественным органическим ростом. Когда мальчик становится мужчиной, мальчик исчезает. В этом физиологическом примере рост не происходит путем наложения материала, видимо, отличного от первоначального тела мальчика, – материала, который может быть легко отделен. Между тем таким именно путем, как кажется, происходит увеличение Англии. Первоначальная Англия все еще ясно видна в сердце Великой Британии, она все еще образует отдельный, завершенный сам в себе, организм, и в ней даже не образовалась привычка смотреть на свои колонии и на индийскую империю как на части своего организма.

Тюрго сравнил колонии с плодами, которые висят на дереве только до созревания, – и действительно, агрегат английских обществ правильнее рассматривать как семью, чем как индивидуум. Мы можем сказать, что Англия времен Елизаветы сделалась к нашему времени большой семьей, разбросанной по отдаленным морям, что эта семья состоит главным образом из цветущих колоний, но включает также корпорацию, которой удалось, по мере роста своих торговых операций, сделаться повелительницей обширной страны. Ничего нельзя возразить против этой метафоры, если только мы будем смотреть на нее как на метафору и не превратим ее ловким маневром в аргумент. Но мы знаем, что семья, по крайней мере, при настоящем состоянии общества, всегда стремится на деле к распадению. Она представляет собою тесный союз, пока дети молоды, но становится сначала тесной, а потом слабой федерацией, когда дети подрастут, и наконец, при настоящем положении общества, в котором взрослые сыновья разъезжаются или эмигрируют, чтобы снискать себе пропитание, а дочери выходят замуж, семья перестает быть не только федерацией, но даже прочным союзом. Мы можем называть нашу империю семьей, но не должны, не вникнув глубже в вопрос, предрекать ей судьбу, которая не абсолютно обязательна даже для настоящей семьи и выпадает на долю лишь в том особенном строе общества, среди которого нам приходится жить. Причины, разрушающие семью, не действуют в равной степени на государства, и – что крайне важно иметь в виду – они в настоящее время действуют гораздо слабее, чем действовали прежде. Во времена Тюрго и американской революции было много данных для сближения между отдаленными подвластными странами и сыновьями, покинувшими свой дом и тем самым вышедшими из семьи. В. наше время такое сравнение является далеко не столь убедительным: изобретения сплотили весь земной шар, и в лице России и Соединенных Штатов появилась новая форма государства, в гораздо большем масштабе, чем бывшие прежде.

Эти соображения заставят нас поколебаться, прежде чем выводить очевидное заключение из факта слабой до сих пор связи между Англией, ее колониями и индийской империей. Выше я уже заметил, говоря о колониях, что хотя связь их с метрополией и была с самого начала настолько слабой, что отложение американских колоний явилось естественным следствием действовавших тогда причин, но с тех пор она не становилась неуклонно слабее и слабее, а обратно: крепла и делалась теснее.

Колонии, по существу, значительно приблизились к Англии: все, что было несправедливого в старой колониальной системе, отменено, колонии сделались естественным выходом для излишков населения, тогда как прежде, когда избытка населения не было, они заселялись недовольными изгнанниками, питавшими злобу к покидаемой родине.

Подобный же закон управляет связью Англии с Индией. Механизм, поддерживающий эту связь, слаб; Англия не допустила, чтобы ее отношения к Индии сделались для нее обузой. Несмотря на всю громадность владения, Англия остается тем, чем она была до его приобретения; поэтому, как я уже говорил, связь, которая длится уже второй век, может быть в любой день порвана, не произведя никакого насилия, не нарушив порядка нашей домашней системы. Но если на основании этого мы станем утверждать, что такая непрочная связь должна рано или поздно порваться, то, прежде чем сделать это, мы должны рассмотреть другой вопрос: в каком смысле происходят теперь изменения. Становится ли эта связь все слабее и слабее, или, наоборот, она делается с течением времени прочнее? И здесь, точно так же, как в случае с колониями, мы найдем, что общая тенденция века, приближающая отдаленное и благоприятствующая образованию крупных политических союзов, содействует скорее укреплению, чем ослаблению связи, существующей между Англией и Индией. Маккеллох (Macculloch), в примечании об Индии в своем издании Адама Смита, говорит, что торговля Англии с Индией около 1811 года, то есть в дни монополии, была совершенно ничтожна и равнялась торговле между Англией и островом Джерси или островом Меном. Теперь, если мы признаем торговлю одной из главнейших уз, связывающих между собою общества, то будем иметь в ее размерах некоторый критерий для суждения о тенденции в отношениях между Англией и Индией: на основании данных о торговле мы сможем решить, к чему стремятся эти страны – к соединению или к разъединению. Для этого надо сравнить настоящее и прошлое торговли между ними. Прежде полагали, что индусы держатся неизменных привычек и потому никогда не сделаются потребителями европейских изделий. А между тем в настоящее время мы сравниваем английскую торговлю с Индией не с ее обменом с островами Джерси или Меном, а с той торговлей, которую Англия ведет с Соединенными Штатами и Францией, то есть с двумя величайшими коммерческими обществами. При этом оказывается, что хотя обе эти страны ввозят в Англию гораздо больше, чем Индия (на 32 миллиона фунтов ввоза из Индии, на ввоз из Франции приходилось 39 млн. фунтов, а из Америки – не менее чем на 103 млн. (1881), но все же Индия стоит на третьем месте, то есть непосредственно за этими главными импортерами в Англию. С другой стороны, она вывозит из Англии более, чем Франция и все другие страны, кроме Соединенных Штатов: так, в том же году ее экспорт из Англии равнялся миллионам, тогда как Австралия вывезла на миллион, а Германия на семнадцать миллионов.