столько. Вот и вся тебе разгадка. Я лично подозреваю, что тогда очень много было выпито такой вот субстанции, — постучал он ногтем у подножия бутылки. — В трезвую голову такая ужасающе элементарная ахинея попросту влезть не сможет.

Тверд, сказать по чести, с последними словами не согласиться не мог. Только он сильно подозревал, что ахинея эта пьяная взбрела на ум не древним каким-то вершителям судеб, а одному известному ему человеку. Причем прямо сейчас.

— Но! — Прок значительно воздел кверху палец, которым только что елозил по столу. — Через пяток лет оказалось, что идейка эта не особенно прижилась. Вернее, прижиться-то прижилась, да вот только людей одной, по сути, крови не сплотила меж собой, а, наоборот, развела. Одни принялись Ладе требы класть…

Вдруг ни с того, ни с сего Прок крякнул и закашлялся глухим смехом.

— Ладе… Тоже, кстати, кто-то пошутил неплохо, когда такое эпичное божество в пантеон предложил ввести. Чтобы люди ему еще и, стало быть, поклонялись…

Но, увидев в глазах кентарха не то что неприятие, а скорее даже брезгливое непонимание, гильдиец, прыснув еще пару раз, вернулся в колею.

— Так вот. Богов куча, каждое племя норовит своему кланяться, а от тех, кто их точку зрения на божий протекторат не разделяет, всячески старается отгородиться. В общем, как у нас водится, хотели привозу, а дождались навозу. Стали мудрые вершители думать, как же дальше быть. Потому что междоусобные войны на религиозной почве даже братьев могут друг против друга повернуть. И нашли способ. Придумали. Ввели верховное божество. Которое вроде как надо всеми остальными верховодит. Над тем, как его назвать, башку ломать не стали. Нарекли, раз уж он главный над двенадцатью… месяцами… Год. Представляешь? С юмором люди были, да? Легко и просто. Год.

Лицо Прока сверху донизу прорезали морщины, а рот скривился в кривой ухмылке.

— Подозреваю, что предложение это внес тот самый юморист, что и Ладу к богам причислил. Ха! Прям вот, знаешь, чувствуется почерк. Но это еще не все. Человек, отвечающий за связь… ну, глашатай по-вашему, то ли картавым оказался, то ли почерк имел какой-то особенно кособокий, но что-то явно напутал. И передал Верховным Жрецам, что к тому времени уже вовсю верховодили на новой Руси, что так, мол, и так, Совет решил: пантеон возглавит… Род. Те в ответ: ну, Род так Род. Хорошее название. И понятно вроде все, и вместе с тем не понятно ни хрена. Как прям и нужно для бога. И никто ошибки не заметил. А когда обнаружили последствия этой хохмы, что-то переиначивать было как-то уже поздновато. Так и оставили.

На какое-то время в светлой комнатушке повисла тишина, прерываемая лишь гулким плеском капель железного таза на стене, да осторожным ворчанием сундука-погребка. Тверд очень надеялся, что скрип его зубов слышит только он один.

— Ты, никак, потешаться надо мною удумал?!

Такой вспышки гнева не ожидал от себя и сам. Подорвавшись на ноги, он одним смазанным движением смел со стола наполовину наполненную бутылку и, коротко замахнувшись, отправил утяжеленный ею кулак прямо в веселящуюся рожу гильдийской вражины. Гримасу вальяжной радости с новгородской морды как корова языком слизнула. Гильдиец мгновенно подобрался и выбросил навстречу свой, запертый в железную перчатку, кулак. Со звонким хлопком стекло лопнуло и зазвенело по столу градом осколков.

Неудовольствие на лице богохульника Тверду понравилось куда больше, чем издевательская ухмылка. Правда, он не мог точно сказать, что послужило первопричиной для этого недовольства — его нападение, или же то, что вонючая жижа безвозвратно растеклась прозрачной лужей меж островков переливающихся на свету кусочков стекла.

— Ты, видать, решил, что я и вторую руку тебе усовершенствую? — хмуро осведомился Прок, стиснув твердову кисть в закованном кулаке. Только сейчас кентарх заметил на ладони многочисленные мелкие порезы, из которых уже начинала сочиться руда, собираясь на запястье в жирную багровую каплю. — Так ты ошибался, коль так думал. Раздавил бы сейчас твою культяпку к ядреной матери, чтобы не повадно было… да не могу допустить, что у тебя одна только рука останется, и ты именно ей зад свой вытирать будешь. А ведь это я ее по кусочкам собирал! Трудов жалко.

— Себя пожалей! — яро бросил Тверд, выхватывая свой кулак из полона. Впрочем, гильдиец его уже не особо и удерживал.

— Мне себя жалеть некогда, — как-то тускло проворчал Прок. — Но тебя — могу. Потому что понимаю. От такого, что на твою башку свалилось, иной бы заикой стал или, того вернее, разумом пошатнулся. Ты же пока, на удивление, держишься. Потому дам тебе последний шанс. Просто слушай. Верить — не верить, это как знаешь. Хотя, конечно, не могу понять, как можно, увидев все это, — обвел он глазами чудную горницу, явно передразнивая самого Тверда и тоже имея в виду не только ее, — найти в себе силы во что-то еще не верить. Сядь!

И лишь когда Тверд нехотя поднял с пола опрокинутый стул и бухнулся на него всем весом, колючее выражение холодной решительности в глазах Прока чуть подтаяло. Сам он, правда, так и остался стоять, нависая над столом с разбросанными по нему обломками стекла в смердящих лужах пойла и рдяных крапинках крови. Тяжело вдохнув и выдохнув, он вдруг принялся что-то вычерчивать на раскрытой гладкой ладони железного стола. Рисуя теми изобразительными средствами, что случились на этом самом столе.

— Вот это — держава, которую держат русичи, — ткнул он пальцем в одну из наиболее обширных лужиц. — Здесь, здесь и вот тут — сам знаешь, что за земли, — макнув палец в расплывающееся пятно крови, он грубыми мазками нарисовал вокруг подрагивающей лужицы-Руси очень приблизительные контуры Византии, Каганата и Скандинавии. — Это тот мир, который известен тебе, набожному чистоплюю?

Качество этой карты, конечно, вызвало бы массу нареканий у этериарха царьградского легиона. До такой степени, что он наверняка приказал бы поджарить заживо неумелого топографа. Но в этом случае вопрос, похоже, не нуждался в ответе.

— В таком случае смею тебя уверить — картиной ты располагаешь вовсе не полной. Не полной до такой степени, что ты, заглядывая в замочную скважину, воображаешь, будто увидел сквозь нее весь мир. А мир, он, знаешь ли, сквозь эту щелку как раз и не виден. Только лишь маленькая его проекция. Тень от капельки пота. Внезапно Прок подгреб к себе кучу мелкого битого стекла, без жалости корябая им гладкий лист железа, на который у кузнеца, сработавшего этот стол, наверняка ушла куча сил и времени.

— Примерно вот здесь, на восходе, по твоим представлениям расположено что?

— Ничейные