Для Марии Иван оказался прямо-таки счастливым подарком судьбы. Он сам нашел и организовал девчонок, что взялись расписывать на продажу. Он первое время сам раздавал задания, сколько, чего и на какую тему нужно нарисовать. Он сам искал, где подешевле взять шелк и краски. Он напечатал на цветном принтере рекламные листовки и лично раздавал их гидам иностранных групп: в листовках был разрекламирован их магазин и доходчиво написано, что гид, доставивший в магазин группу, будет материально поощрен.

Марии же осталось только приятное дело – придумать для магазина название.

Бутик «Каляка-маляка». Калякой-малякой тогда, в Лошках, называл Машино творчество Пургин. По первости называл, потом, когда каляка-маляка начала хорошо продаваться, перестал дразнить.

– Мария, что это у тебя тут за каляка-маляка такая? У меня младшая дочка лучше рисует!

В слове «бутик» буква У была демонстративно зачеркнута и переправлена на А: БАТИК «КАЛЯКА-МАЛЯКА», магазин батика.

Название это отчего-то очень смешило иностранных гостей, и переводчики с удовольствием разъясняли им смысл словосочетания. Слова перекатывались во множестве ртов радостно и старательно:

– Ка-ля… каля-ка-ма… калякама-ляка… каля-камаля… ка-ля-ка-ма-ля-ка… Каляка-маляка!!!

И еще Мария самостоятельно нашла того, кто вручную подшивал куски расписанного шелка, окончательно превращал их в изделия – работа тонкая и неблагодарная. Нашла случайно, друзей-то в Питере еще не было. Просто разговорилась на кладбище с Татьяной Петровной, той самой, что ухаживала в ее отсутствие за цветниками. Той самой, что чуть не прогнала Машу с могилы. Той самой, что распотрошила ее замечательный букет.

Оказалось, что у Татьяны Петровны тяжело больна дочь, после аварии передвигается только в инвалидной коляске. Денег мало, лекарства дорогие, полная депрессия, на улицу гулять выезжать отказывается… Ей, Лизе, Маша и предложила эту работу. И, странное дело, работа с батиком пришлась Лизе по вкусу, помогла вернуть интерес к жизни. Лиза молодая еще, глаза острые, ручки спорые. Лиза же привлекла к работе своих подруг по несчастью, с которыми лежала в больнице…

Но и тут со временем вмешался Ванька, решил, что скукота смертная молодой и красивой Лизе все дни напролет шелк подшивать. Принес ей домой рамку, краски, кисточки и научил батику. А у той сразу хорошо получилось, как у Маши когда-то. Так Маша потеряла швею, зато приобрела художника. Маша, кстати, ни разу не возразила, только огорчилась, что ей самой такая хорошая мысль в голову не пришла…

– Ничего мне не нужно от тебя, никакого обогревателя! – Мария сердилась не на шутку, даже согреваться начала. – Ты мне, голубчик, лучше объясни: во что ты опять вляпался? Ну где, где тебя так угораздило?

На чистом Ивановом лице, аккурат под правым глазом, гордо разливался свежий фиолетовый синяк.

Гордо реет над нами флаг Отчизны родной…

При всех своих неоценимых заслугах и деловых качествах, недостатками Иван тоже не был обижен. Главным же его недостатком Мария считала тягу к мутным компаниям, где могли и водочки попить без меры, и травку покурить… Поэтому Иван мог безо всякого предупреждения исчезнуть на пару-тройку дней, а то и на неделю, не отвечать на звонки. Раньше Маша волновалась, принималась его искать по больницам, кидалась в общежитие с расспросами, а теперь уже смирилась. Кстати, самые лучшие свои работы Иван приносил как раз после таких загулов. Это были написанные на шелке картины, совершенно безумные на Машин взгляд, но отчего-то пользующиеся неизменным успехом. Мог он, например, обкурившись, засунуть любимого своего крыса Васисуалия Лоханкина лапами в черную тушь и заставить бегать по куску белого шелка, оставляя маленькие, частые следы. Потом дорисовывал собственноручно дорожку следов покрупнее, изображал в уголке маленькую мышку – и готово дело! Или четкие птичьи следы дорожками по всему полю. Или голые, корявые зимние ветки деревьев. Отчего-то в «сложные периоды жизни» Ивана тянуло на предельный лаконизм и черно-белую гамму. Сам Ванька называл собственные работы концептуальными, а Марию ремесленницей. Мария даже и не спорила, тем более что ей на зависть уходили они «на ура» и в первый же день.

Последнее время, надо признать, Ванька не пропадал, вчера вечером они расстались с Марией на пороге магазина, попрощавшись до утра. И вот на тебе!

– Да что сразу угораздило-то? Сел в метро и в общагу поехал…

– Так это тебя так в метро или в общаге? – сурово и недоверчиво допытывалась Мария, оставив в покое ногу.

– Да и не в метро, и не в общаге. На улице. – Иван, казалось, никакой вины за собой не чувствовал и разговаривал с Марией как с вредной и нелюбимой учительницей. – Я из метро вышел, закурить захотел, а зажигалки нет. Ну, я смотрю, чел стоит и курит: такой, знаешь, из этих, придурков, которые панки. У него на башне такой ирокез торчит, да еще в розовый цвет крашенный. Ты представляешь себе: весь в черной коже с заклепками и ирокез розовый торчком? Не, ну ты представляешь? Ну, я подошел и говорю так спокойно: «Эй, гладиатор, закурить не найдется?»—а он мне в морду, собака бешеная!

– А ты? – Маша еще больше насупилась, чтобы не рассмеяться.

– А что я? А я ему в морду!

– Ну и дальше что?

– А что дальше? Дальше мне бы навешали, он, оказывается, там не один такой был, но менты прибежали и разняли.

– Вань, ты хоть понимаешь, что тебя могли в милицию забрать?

– А меня и забрали. В каморку нас всех притащили какую-то, стали выяснять подробности. Я им как есть все и рассказал. А они как давай ржать! Поржали и меня отпустили, а тех, ненормальных, оставили. Мария, ты видишь, меня даже не забрали, а ты ругаешься! Я же прав был…

– Ну, знаешь!.. Руки распускаешь в общественном месте – и прав! А сегодня-то что мне прикажешь делать? Ты же знаешь, что мне в аэропорт надо, а как я тебя в таком виде в магазине оставлю? – Продавцов у Марии было трое, все девочки из художников, но одна ушла в отпуск, и сегодня Ванькина очередь была стоять за прилавком. – Заходят люди, а у нас продавец с фингалом!

– Подумаешь! Что они, у себя на родине фингалов не видели? Прикольно даже. Но, если хочешь, я могу очки темные надеть.

– Еще лучше! На улице проливной дождь, а у нас продавец в солнечных очках. Как какой-нибудь мафиози! Я бы сама постояла, но мне же Светку провожать… Вот что теперь делать, магазин закрывать?

– А хочешь, я отвезу в аэропорт твою Светку? Она ничего такая, прикольная… Я таких давно не встречал…

У Марии уже две недели гостила Светка из Лошков, Нюсина дочка.

И вот тут уж Иван был абсолютно прав, что прикольная, и что не каждый день такую встретишь.

Светка ведь годами была ненамного помладше Маши, полнотелая, аппетитная, что называется «русская красавица», загляденье, а не девка. Только в умственном развитии так и застряла где-то на старших классах школы. Да что там говорить, порой и школьницы не в пример башковитей оказывались.