Основное внимание на западе булгарские купцы уделяли залесским городам — Ростову, Суздалю, Мурому… Что-то перепадало им и в сельской местности. Булгары, аборигены, славяне устраивали обмен товарами в более или менее удобных для этого точках: среди поля, леса, вблизи какой-нибудь речки. Случайные торжки впоследствии иногда превращались в городища. И тогда окрестных жителей за высокими стенами не ожидала опасность вдруг проснуться рабом, всегда существовавшая благодаря соглядатайству булгарских купцов, наводивших кого надо на присмотренный в лесу поселочек…

* * *

Сутра народ потянулся на берег речушки. Мерь женскими голосами посмеивалась, мужскими — бубнила и скромно недовольствовала. Подъехали русские. Меряне уставилась на них — норовистых и красивых, больших и очень не похожих друг на друга.

— Эх, девоньки, сейчас спрыгну с коняшки и никуда не поеду! — дразня, грозил мерянкам сухорукий Пир.

— Тут Синюшка ночевал… Помоложе тебя будет! — стреляя беспокойными глазами, громко прокричал Козич, объятый внутренним порывом, возникшим от смены обстановки. Светояр, видя на себе взгляд дурной мерянской бабы, встреченной накануне, помалкивал. Лишь когда подъехал к Лесооку, опять спросил:

— Нешто, друже, деть ее некуда?

— Дену, дену, — рассмеялся Лесоок, успокаивая друга. — Я ее Кроути отдам-сменяю-подарю: у него на поле ясный пламень ее стухнет! И к Уклис будет поближе — к противнице своей…

Вождь опять засмеялся, косясь на Светояра, а тому совсем не до смеха было. Оглядев народ, он спросил:

— Где наш пропащий?

— Тут где-то. Как вы, все готовы? — твердо нажимая на «г», поинтересовался мерянский вождь.

— Мы готовы… Ну, пошли помаленьку? — отозвался Светояр.

Без долгих проводов втянулись в комариную чащу плотного леса. Путников догнал Синюшка. За ним увязался песик, которому все равно было, где бегать. Звали его Бранец, и слыл он большим другом Синюшки. Потому-то последний и не стал гнать его назад — все равно домой не побежит.

— По полю-то дорога будет? — спросил вошедший в строй Синюшка.

— Не сразу… — ответил кто-то из мерей, идущих впереди.

— Как тут можно чего-то запомнить? — не задал вопрос, а удивился Пир.

— Не будь гнуса, я бы ходил туточки хоть всю жизнь! — Укрыл продырявленной тряпицей лицо и голову Синюшка. Мерь шла молча, зорко вглядываясь в лесные просветы и чутко вслушиваясь в монотонное заунывное жужжание и посвисты ветерка. Рыже-белый Юсьва очень недовольно слушал русичей, перекидываясь фразами с соплеменниками.

— Только и иду, чтоб по полю широкому пройтись! Надоел мне лес — в грудь давит! — жаловался тем часом неспокойный Синюшка Пиру.

— Да, по полям я тож томлюсь… Подохнуть бы на Десне… Ан, вспять грянуть с нашими всеми грехами уж не удастся.

— Летом-то можно через кривичей, прихватив с собой хоть вон того… — Приглядывался молодой к проводникам.

— На Десне тож лес водится, токмо стар я стал… — словно не услышал сказанного Пир. — Все едино к людям придется идти. А кому я там нужен?

— Мне еще без споров невмоготу — не можется во чреве!.. У нас — то с тем поспорил, то с этим. У того взял — этому отдал; с теми водись — тех сторонись… А тут — все одинаково и без исхода.

— Ты — молодой, запросто все поправишь… Три раза успеешь поправить еще.

— Я вот Светояра не пойму: живет тута, как у себя дома.

— Спокойный он и мудрый. Не суется ни во что — все само к нему идет. Учись, сынок.

— И Щек, брат его, такой же: глядит и думает… Даже пошустрей! Сейчас он в Поречном десница этого княжего беса, который нам все порушил. А Щек с ним повелся.

— Ну так ты, сынок, живи тут в воле… Что, не любо в воле-то своей? Ха-ха!

— Верно, что-то мне в своей воле не любо, ха-ха-ха! Нескладно как-то… В Ростов поеду — погляжу, че там.

— Придем с торга — и езжай. Протку тока возьми, ха-ха!

— Куда-а?..

Три лошади и восемь пеших скоро прошли еще одно мерянское поселение, о коем все путники знали. Тут жила красавица Уклис. Но сейчас оказались здесь лишь из-за тропы. Светояр выдохнул воздух, оставив за спиной поселок, и обратился к Лесооку:

— Живы будем — надь приспособить возок о двух, аль о четырех колесах.

— Была бы тропа повсюду — можно и приспособить… — Лесоок поглядел на навьюченных коников и обратился к ним: — Подождите чуток, мальчики, будут вам скоро девочки…

Кони по вьюкам на спинах и так чуяли, что их ведут погулять — оттого поклажа не казалась им тяжелой.

— Все, что везем, за одну коняшку и отдадим… — озаботился Светояр.

— Оттого ныне и отправились так далеко, чтоб удача и корысть нам были! — отстаивал свою идею идти к окраинам Лесоок. — У нас тут купцы хуже воров обдирают! — расстраивался воспоминаниями вождь.

— Надь нам свой торжок объехать — дабы не злить понапрасну купцов. По-малому нам с ними торговать и впредь… — предостерег Светояр. Лесоок молча согласился.

Услышали шум в лесу — видимо, велась охота на какого-то зверя. Но ни людей, ни животных не встретили. Ну и ладно — на сердце спокойней. Дорога еще дальняя…

Русичи колонтари не одевали, чтоб легче двигаться. Взяли два лука на всех, по мечу и по копью каждый. Восемь человек — ватага немалая! Все — крепкие мужики. Из пожилых только двое, в том числе — однорукий Пир. Правда, однорукость ему мешала лишь стрелять из лука, а своей левой, если в ней меч, он не давал спуску и ражему кметю.

Напали раз воры на Лесоокову семью. Вышли из глубины леса, не зная, что рядом русичи. Прибежали ополоумевшие бабы с мужиками к славянам за помощью. Те и помчались выручать соседей, наскоро прихватив сулицы и мечи. Посыльных тоже вооружили копейками — свои-то в стойбище побросали. Налетели виром, метнули дротики, начали сечь мечами. Пир — впереди… Кто мог из татей — в лес умчались. Остальным — убиенным ли, умиравшим ли — секли маковки. Приказали потом лешакам надеть их на колья. Но мерь делать это боялась, нерешительно теребя в руках мертвячие головы. Тогда сим занялись Пир с Синюшкой. Семь страшных шестов расставили вокруг мерянского стойбища. Пир стыдил инородных мужичков — за неумение дать отпор и бессильную суету. Ведь воры были вооружены одним мечом на десятерых, деревянными дубинками да острыми копейками без наконечников, которые и послужили насадками для черепов их прежних хозяев…

— Чутко мне, боялся ты встретить свою Уклис, когда поселок проходили? — вглядывался в Светояра вождь.

Русич молчал. Смотрел вперед серыми светлыми глазами. Что говорить-то? Люба его сердцу Уклис, но стыдно перед Стрешей. Стыдно ласкать ее — после ночи с финской красавицей. За разлад в семье сердце болит.

Как ни говори, все считают его — и по праву — столпом обоих селений. Не сомневаются в нем славяне, тихо уважает мерь… У Лесоока проблем со своим племенем благодаря соседу стало меньше. От дружбы с видным русичем укрепилось некогда шаткое влияние вождя на умы подвластных ему чутких мерей.