В первый момент это было даже приятно – он успел до костей промерзнуть в сыром подземелье, и теперь жаркое дыхание предков согревало его.

Но оно становилось еще жарче… все горячее и горячее… оно было уже невыносимо горячим…

– А-а-а! – вскрикнул принц, почувствовав, как на нем вспыхнула одежда.

Он попытался встать, соскочить с трона, убежать от палящего жара – но хрустальный трон не отпускал его, он охватил незадачливого принца раскаленным коконом…

Через минуту только обгорелое тело несостоявшегося короля лежало на ступенях перед троном.

– Что ж, – сказал господин М-Бала, – фокус не удался. И почему я не удивлен?

Он повернулся и пошел прочь, тяжело ступая. Человек железа поглядел ему вслед с легкой усмешкой и пошел следом.

Ассейна сидела в удобном кресле под бархатным балдахином. На ней было шелковое свободное платье, на руках и ногах – широкие золотые браслеты, на голове – убор из перьев экзотических птиц, украшенный драгоценными камнями.

В честь праздника ей предлагали надеть национальную одежду, состоящую из перьев и коротенькой юбочки из травы, но, увидев Асино лицо, Симона уговорила старейшин на платье.

Убор был тяжелый, давил на лоб, браслеты натирали запястья, но Ася старалась не морщиться и держать голову высоко.

На поляне перед ней плясали молодые воины.

Справа от нее сидела Симона, слева – тот представительный пожилой господин, который встречал их в аэропорту.

– Улыбнитесь, ваше величество, – прошептала Симона, пригнувшись к ней. – Вашим подданным будет приятно. Их огорчает, что у вас такой недовольный вид. Они думают, что чем-то вас прогневили.

– Да не мое это все, не мое! – в сердцах выдохнула Ассейна. – Домой хочу, в Петербург. Дождичка хочу. Слякоти хочу под ногами. Нормальной человеческой жизни. Осточертела уже эта ваша экзотика!

– Странные у вас вкусы, ваше величество, – вздохнула Симона.

– И не называй ты меня этим дурацким титулом, – поморщилась Ассейна.

– Как вам будет угодно…

– Не мое это, – повторила девушка. – Я не рождена для такой жизни. Я простая современная девушка… современная – понимаешь? А здесь все какое-то допотопное… и, извини меня, ненастоящее. Как будто я в театре сижу или… или в цирке.

Симона внимательно посмотрела на племянницу и задумалась. Потом в ее взгляде мелькнуло нечто, похожее на сочувствие, и она сказала, приблизив губы к ее уху:

– Вас никто не заставляет жить здесь постоянно. В конце концов, ваш отец проводил большую часть времени во Франции. У вас есть вилла на Лазурном Берегу, еще одна – недалеко от Биаррица, есть квартира около Люксембургского сада… Все это досталось вам от отца и принадлежит по праву. Вы только переживите коронацию и передайте всю реальную власть господину На-Нвади. – Симона кивнула на пожилого господина по левую руку. – Он очень достойный человек и будет править от вашего имени… Вы можете быть спокойной за ваш народ.

– Ради бога, я сделаю все, что надо, но потом – домой, только домой! Там – моя настоящая жизнь, а это все – сон… это все какое-то нереальное…

– Как вам будет угодно, ваше… – Симона прикусила язык, поморщилась, потом протянула Ассейне золотистый пластиковый прямоугольник, – но хотя бы возьмите это.

– Что это? – Ася взглянула на карточку.

– Это – золотая карта крупного французского банка. Счет в вашем полном распоряжении…

– Да обойдусь своими силами!

– Как вам будет угодно. Но карточку вы все же возьмите… Вы же не можете лететь домой в таком виде… Так что карта пригодится вам в парижских бутиках…

Великий король сидел на троне из слоновых бивней, который был установлен на невысоком холме.

Внизу, под этим холмом, парадным строем проходили его многочисленные полки.

Тысячи воинов проходили перед ним. Плавно покачивались перья плюмажей на их парадных головных уборах, сверкали начищенные лезвия боевых ассегаев. Полки различались цветом щитов. У новобранцев – щиты из кожи черного буйвола, у более опытных по черному фону шли белые пятна.

Чем больше побед на счету у воина, чем больше лет прослужил он великому королю, чем больше противников поразил он своим ассегаем, тем больше белого цвета было на его щите.

Последними прошли перед Чакой полки ветеранов, воинов с белоснежными щитами. Это были те, кто участвовал в его первых победоносных походах, еще под командованием Дингисвайо. Славные были времена!

С тех пор его империя выросла в десятки раз, в нее вошли сотни племен, десятки народов. Когда-то все племя зулусов составляло не больше полутора тысяч человек – теперь же только в его армию входит сто полков по пять тысяч воинов! Небывалая, непобедимая армия!

И всем этим он обязан своему верному ассегаю и тем ветеранам, которые парадным маршем проходят перед ним.

И еще… еще священному амулету, который передал ему человек железа.

Чака сунул руку под полу своего парадного плаща, чтобы прикоснуться к этому амулету и почувствовать исходящую от него дружелюбную, светлую мощь.

Позади императора, среди приближенных и военачальников, стоял его племянник У-Мдиви, сын сводного брата Чаки, внук вождя зулусов Сензангаконы. Он смотрел на Чаку с презрением и ненавистью. Этот выскочка, думал он о Чаке, этот незаконный сын вождя, силой занял престол предков… да, он расширил владения племени, если честно признаться, намного расширил, но это ничуть его не оправдывает. Он не уважает традиции предков, не уважает колдунов, а самое главное – приближает к себе таких же, как он сам, выскочек без роду и племени. А людей достойных, людей, в чьих жилах течет настоящая королевская кровь, – таких как он, У-Мдиви, – он обходит стороной…

Ничего, несколько знатных юношей сговорились сегодня ночью пробраться в шатер Чаки и убить его. Тогда он, У-Мдиви, станет королем, и для него наступит другая, счастливая жизнь… Самое главное – перед этим украсть тот амулет, который император хранит как зеницу ока. Говорят, этот амулет имеет огромную силу…

– Опять опаздываешь! – Самсоныч, как всегда, подошел незаметно, ступая в мягких тапочках.

– Извини, пробки, – привычно отговорилась Ася, – да всего-то на десять минут…

В зеркале она видела, что он зыркнул сердито, но не обратила внимания. Ворчит старик, да и ладно.

Она привычно распустила волосы и накрасила губы яркой помадой, вдела в уши серьги – не ту дешевку, что дал в свое время Самсоныч, а свои, настоящие, подарок Симоны.

С того времени как она вернулась, прошло полтора месяца. Когда она переступила порог ресторана, Самсоныч так обрадовался, что не сумел этого скрыть. И принял ее на работу без слова. За это время Ася на деньги, привезенные из Парижа, успела отремонтировать разоренную кухню (за рабочими надзирал бомж Панфилыч, они наглухо заделали тайный ход на чердак и вообще убрали холодильный шкаф).