— Крамне позвонил мне, до тебя ему дозвониться не удалось, ты был на каком-то совещании. Ты можешь просмотреть эти документы вечером, а завтра утром позвонить мне?

Томас посмотрел на часы.

— Сегодня я забираю детей, — сказал он. — Не знаю, успею ли я до вечера.

София прищурилась, переносица ее побелела.

— Понятно, — сказала она тихим резким голосом. — Позвони, если успеешь.

Она повернулась и вышла, захлопнув за собой дверь. Томас остался сидеть, чувствуя себя по уши в липкой грязи.

«Как продвигается совместная работа с объединением областных советов? Эта София Гренборг, как она?»

Он вскочил, скомкал свои документы о совместной работе и швырнул их в мусорную корзину. Бумаги, оставленные Софией, он положил под стакан с ручками и поспешил в детский сад.

У Анники окончательно затекли ноги от долгого сидения на неудобном стуле, когда дверь кабинета наконец открылась и шеф-редактор, выглянув, предложил ей войти.

— У меня десять минут, — сказал он и повернулся к Аннике спиной, прежде чем она смогла что-то ответить.

Она встала и попыталась размять омертвевшую ногу. Настроение сразу испортилось. Пошатываясь на потерявших чувствительность ногах, она вошла в кабинет в тени широкой спины Шюмана, тихо возмущаясь его торопливостью. Она села на стул и, достав свои записи, положила их поверх диаграмм, застилавших письменный стол шефа.

Шеф неторопливо вернулся на свое место, сел в кресло и откинулся назад.

— Ты так и не отказалась от версии терроризма, — сказал он, просто констатируя факт, и сложил руки на животе.

— Мне удалось добыть важные сведения, которые, правда, довольно противоречивы, — сказала Анника и взяла в руки свой блокнот.

Она стала просматривать записи и вдруг поняла, что открыла блокнот не на той странице. Анника принялась лихорадочно искать нужное место. Шюман тяжело вздохнул.

— Расскажи своими словами, — сказал он, и Анника опустила блокнот на колени. Она все еще пыталась твердо поставить ноги на продолжавший качаться и проваливаться пол.

— Террориста зовут Ёран Нильссон, — сказала она. — Родился в Саттаярви в Торнедалене в 1948 году. Отец был пастором лестадианского толка.

Она снова взяла в руки блокнот и перелистала его.

— В девятнадцать лет он приехал в Упсалу изучать богословие, вступил в ряды бунтующей молодежи и весной 1969 года стал маоистом. Курс он не закончил, вернулся в Норботтен и стал работать в церкви. В Лулео вступил в маоистскую группировку под псевдонимом Рагнвальд и отказался от своей веры, по каковой причине ему пришлось заключить гражданский брак. Тем или иным образом он был замешан в преступлении на военно-воздушной базе Ф-21, хотя полиция не считает, что он лично присутствовал на месте преступления во время его совершения. Бежал из Швеции в среду восемнадцатого ноября 1969 года и с тех пор здесь не появлялся. Видимо, не состоялась и его свадьба, которая должна была иметь место в ратуше Лулео двадцатого ноября, то есть через два дня после взрыва на базе.

Шюман неторопливо кивал.

— Потом он уехал в Испанию и стал профессиональным убийцей в ЭТА, — дополнил шеф-редактор, заглянув в раскрытую газету, лежавшую на приставном столике.

— Меня сейчас интересует то, что произошло на базе Ф-21, — сказала Анника.

— Помнится, ты говорила, что полиция сняла с него подозрения и считает, что он лично не участвовал в этом преступлении.

Судорожно сглотнув, она молча кивнула.

— Итак, кто же взорвал самолет? — спросил Андерс Шюман бесстрастным тоном. Руки на животе не дрогнули.

Анника помолчала несколько секунд, прежде чем ответить.

— Карина Бьёрнлунд, — выпалила она. — Министр культуры.

На лице шеф-редактора не дрогнул ни один мускул. Руки его как пришитые остались лежать на пуговицах рубашки, спина так и осталась согнутой, глаза не округлились — но в комнате вдруг стало нечем дышать.

— Я понял, — произнес Шюман после очень долгого молчания, — что у тебя в кармане превосходная обвинительная статья. Подарок для прокурора.

Анника попыталась рассмеяться, но смогла только тихо фыркнуть.

— Собственно, материала пока нет, — сказала она, — но министр культуры — самый вероятный виновник.

Шюман стремительно подался вперед, опираясь руками о край стола, встал с кресла и вышел из-за стола, не глядя на Аннику.

— Не знаю, хочу ли я и дальше все это слушать, — сказал он.

Анника привстала, следуя примеру шефа, почувствовала, что пол ускользнет из-под ног, и снова опустилась на стул и подняла с колен блокнот.

— На месте преступления был обнаружен след обуви тридцать шестого размера, — сказала она. — Следовательно, мы должны предположить, что преступление совершил либо ребенок, либо девушка, но более вероятной представляется версия взрослой женщины с маленькой ступней. Женщины практически никогда не становятся террористками самостоятельно, рядом с ними всегда находится мужчина. Рагнвальд спланировал преступление, а невеста его выполнила.

Шюман перестал мерить шагами кабинет и повернулся к Аннике, уперев руки в бока.

— Невеста?

— Они должны были пожениться — помощник священника Ёран Нильссон из Саттаярви и Карина Бьёрнлунд из Карлсвика, что близ Лулео. Я прочесала всех Ёранов Нильссонов и Карин Бьёрнлунд на государственном сайте фамилий и адресов и нашла, что соответствуют только эти двое.

— Террорист и министр культуры?

— Террорист и министр культуры.

— Они должны были пожениться через два дня после преступления?

Анника кивнула, удивленно посмотрев на шефа, и почувствовала, что пол под ногами перестал качаться.

— Откуда тебе это известно?

— Из объявления об обручении, опубликованного в «Норландстиднинген» за четыре недели до преступления.

Андерс Шюман скрестил руки на груди, покачался на пятках и посмотрел сквозь тонированное окно, выходившее на русское посольство.

— Ты на сто процентов уверена в том, что Карина Бьёрнлунд осенью 1969 года планировала выйти замуж за человека, который вскоре стал профессиональным убийцей?

Анника откашлялась и согласно кивнула. Шюман продолжил свои рассуждения:

— Из любви к своему суженому наш министр культуры нанесла ущерб государственному имуществу, убила одного часового и ранила другого?

— Этого я не знаю, но звучит очень логично, — сказала Анника.

Шеф вернулся на свое место и тяжело опустился в кресло.

— Сколько ей тогда было лет?

— Девятнадцать.

— Она уже жила с этим парнем?

— Тогда она еще жила дома со своими родителями в Карлсвике.