Дыши.

Эта мысль пронзила его, и он запаниковал. Ему хотелось сделать вдох прямо в воде, но он знал, что погибнет тогда. Как сказала ему Эви, дети тонули постоянно. Воздух! Воздух! Он крепко обхватил сундук ногами и освободившимися руками схватил руки Эви и отцепил ее. Он подтолкнул Эви к поверхности, держа ее за сапоги. Он чувствовал, как течение оттягивает ее, но он держался яростно. Он ни за что не должен расцепить руки.

Она кричала. Даже под водой он слышал ее голос. Клочья тьмы плыли перед его глазами. Он угасал. Засыпал.

Он тонул.

Он чувствовал, как его мышцы дрожат и горят. Он находился возле отверстия, через которое вода утекала. Над головой виднелся большой квадрат света. Оуэн ощущал покой, глядя на него. Легкие перестали гореть. Все замедлилось, и он почувствовал себя единым с Потоком.

Дыши.

Эта мысль уже не казалась такой пугающей. Оуэн открыл рот.

Эви исчезла. Он моргнул в замешательстве. Когда он отпустил ее? Он слышал шум фонтана, запах жимолости и других садовых цветов. Странно, что он чует их так глубоко под водой.

Затем его крепко схватили под руки и потянули вверх. Его лицо вырвалось из воды, и воздух снова наполнил его грудь. Восхитительный, чарующий воздух, который заставлял кости петь.

– Давай, парень! Давай! – Это был голос Манчини.

Оуэн полусонно оглянулся и увидел, как Эви цепляется за шею толстого шпиона. Мокрое платье облепило ее, и она безвольно свисала, не в силах пошевелиться. Она с облегчением уставилась на Оуэна, изо всех сил сдерживая слезы.

Манчини поднял Оуэна под мышки и начал двигаться к лестнице. Вода плескалась вокруг него, но достигала теперь едва ему до пояса и, казалось, утратила часть своей силы…

– Почему, черт возьми, я должен рисковать своей жизнью, спасая вас, – мрачно бормотал шпион. – Безобразники. Недотепы. Глупые мелкие поганцы. Я думал, что ты водный бес, девочка, но точно ошибся! Водный бес не способен утонуть. Как вы вообще узнали об этом месте? Оно обнесено стеной не без причин!

Оуэн не слышал напыщенную речь и уставился на воду. Теперь она доходила до колен Манчини. Сейчас, сейчас сокровище будет видно. Он докажет им, что оно на самом деле есть.

Они добрались до лестницы, и Манчини уронил Оуэна, как тяжелый мешок, и сел на ступеньки, дыша с трудом.

– Слишком много работы. Чересчур много. Боже мой, дети всегда пытаются угробить себя ни за что. Почему я должен спасать вас, когда это свыше моих сил? Теперь мы все мокрые. Тьфу!

– Как? Как ты спас нас? – Эви бросилась к Оуэну и крепко обняла его. – За что ты держался? Как будто у тебя был якорь!

– Это сокровище, – выдохнул Оуэн, вытирая лицо. Он посмотрел на воду. Она опустилась даже ниже ступенек.

– Сокровище? – резко сказал Манчини, глядя на воду.

Там ничего не было. Оуэн сошел с лестницы и обыскал место, куда они спрыгнули. Проем был как раз над ними. Он пинал воду, но ничего не видел на мерцающем полу. Совсем ничего.

– Умом подвинулся, – сказал Манчини, все еще задыхаясь.

Оуэн повернулся и умоляюще посмотрел на Эви.

– Я видел! – твердил он. – Я трогал его.

Она уставилась на Оуэна, ее лицо исказилось. Затем она бросилась к нему, снова обняла и зарыдала.

Весь дворец охватила суматоха, когда выяснилось, что Джон Танмор сбежал из своей камеры. Поиски в замке шли всю ночь, и Оуэн не мог уснуть из-за света факелов и топота сапог стражников. В его комнате обыск проводили не один, а два раза. Он не осмелился навестить Анкаретту той ночью, потому что даже шпионские проходы тщательно обыскивались.

Король был в такой ярости, что все боялись высунуться. Оуэн и Эви еще переживали последствия шока от смертельной опасности вчерашнего дня, и Оуэн впервые видел Эви такой тихой и смирной. Дети стояли рядом во время завтрака, пока король рвал и метал, разражаясь цветистыми проклятиями бестолковости своих доверенных слуг, которые смотрели на короля с неприкрытым ужасом.

– Как вы умудрились это допустить? – Король яростно требовал ответа, его щеки покраснели, а ноздри побелели от гнева. В то утро он не был гладко выбрит, как обычно, и его темные волосы свисали лохмами из-под черного берета.

Рэтклифф, казалось, пребывал в отчаянии.

– Как я понял, ваша милость, он покинул камеру по вашему приказу.

Лицо короля стало еще жестче.

– И почему, Поток побери, я приказал его освободить, Дикон? Твои люди охраняли его в башне. Очевидно, один из них выпустил его!

– Это неправда! – сказал Рэтклифф. – Охранникам была вручена бумага с вашей печатью. Как они сказали, записка, написанная вашей собственной рукой, с требованием освободить заключенного, из которой следовало, что он исполнял ваше тайное поручение и его захват был частью уловки. Милорд, – продолжал он, понизив голос, – четыре человека клянутся, что читали это письмо!

– Тогда где оно, Рэтклифф? Покажи его мне!

Смущенный хмурый взгляд предшествовал ответу.

– Его сожгли. Но есть же четверо свидетелей!

– Да пусть хоть дюжина свидетелей поклялась, что они видели, как летают свиньи! – прогремел король. – Я не приказывал его освободить. Как видишь, перстень-печатка у меня на руке, и я уверяю тебя, Дикон, что я не приказывал ничего подобного! Зачем мне Разведывательная служба, если ты ни в чем не можешь разобраться? Этот дворец пронизан крысиными норами. Туннели, по которым шастают крысы. Я ненавижу это. И вдобавок Бервик сообщает, что цистерна пуста и мы несколько дней будем таскать воду из реки, чтобы заполнить ее, так как дожди еще не начались. – Он вытер пот с лица, его рот скривился в задумчивой мрачной усмешке. – Почему я окружен такими неумехами? Где человек, который мог бы быть верным своему королю?