Сай стояла, чуть покачиваясь, волчий капюшон скалился в зенит, амулеты на тонких запястьях налились сиянием, и вокруг них задрожало жаркое марево. Паола нашла руку Таграна, вцепилась. От ощущения твердой ладони под пальцами стало спокойней. И только Паола смогла снова дышать, Сай выкрикнула в небо заклятие. Несколько непонятных слов, резких, повелительных. Пальцы шаманки сжались в кулаки и вновь распрямились, амулеты на запястьях вспыхнули ослепительно-белым — и рассыпались в мелкое крошево. А потом Сай упала.

Волчья шкура съехала вбок, оскаленный капюшон свалился с головы, темные косы змеями разметались по багряной траве. Шаманка выгнулась дугой, забилась беззвучно. Смуглая кожа лопалась кровавыми волдырями, пальцы судорожно скребли землю, выдирали с корнем кустики полыни.

Паола рванулась к Сай, Тагран перехватил поперек туловища, прижал к себе:

— Тихо. Не лезь. Нельзя.

— Она умрет!

— Нет. А ты — да. Если дотронешься.

— Са-ай…

Паола беззвучно всхлипывала, глотая слезы. Хватка Таграна так и не ослабела. Видно, варвар не очень-то доверял ее способности молча смотреть, как мучается близкий человек. Правильно не доверял. Не держи он так крепко, Паола бы за себя не поручилась. Не зная, как помочь, все равно бы попыталась.

Над телом Сай дрожал призрачный огонь. Казалось, в нем корчатся какие-то лица, рожи, взметываются крылья и опадают пеплом флаги. И этот кошмар все тянулся и тянулся: шаманка билась, огонь собирал жертвы, за невидимой стеной бился ветер… А потом все закончилось.

В один миг вернулись звуки, воздух и свет. Закат снова стал просто закатом, растаял призрачный огонь, исчез невидимый круг, стих ветер. Полынь утратила кровавый отблеск, вновь засияв серебром. А Сай закричала.

* * *

Сай закричала.

В следующий миг — Паола и моргнуть не успела — Тагран оказался рядом с шаманкой. Подхватил на руки, рыкнул Паоле:

— Стрелы собери!

Пока Паола нашла все шестнадцать стрел, шаманку успели раздеть, густо обмазать снадобьем от ожогов, уложить и укутать. Паола присела рядом с ее постелью, дотронулась ладонью до горячего лба. Сай трясло, зубы стучали, она то пыталась сжаться в комочек, то порывалась вскочить, то приходила в себя и жалобно стонала:

— Холодно, укрой…

Паола гладила ей щеки — под ее ладонями челюсть Сай расслаблялась и зубы переставали выколачивать безостановочную дробь. Шептала:

— Исцелись, пожалуйста. Волей Неба, именем твоих богов, Сай, живи.

Были бы крылья целы, был бы дар… Но если хоть что-то, хоть самая малость, тень от тени, воспоминание от воспоминания — осталось, пусть хоть сейчас, единственный раз, поможет! Исцелись, молила Паола.

Бабка Тин-лу уложила Таграна, поставила доходить на жаровню целебный отвар для Сай и занялась ногой воина: от его пробежки с шаманкой на руках толком не зажившая рана начала кровить.

— Сладу с вами нет, болящие, — бурчала бабка, — один за одним, один за одним.

А Тагран даже не ругался, и Паоле от этого становилось совсем уж не по себе.

Сай попыталась сбросить одеяло, заметалась:

— Жарко!

— Ш-ш-ш… — Паола отерла покрывшие лоб шаманки капли пота. — Лежи, Сай, скоро легче станет.

— Огонь, — жаловалась шаманка, — везде огонь, бежать надо, слышишь, бежать…

Лекарка закончила возиться с Таграном и теперь наговаривала над отваром. Он поможет, бабкины снадобья всегда помогают. Слышишь, Сай? Паола гладила мокрые от пота волосы шаманки, силясь передать хоть искорку магии Жизни. Не может же быть, чтоб совсем уж ничего не осталось?

Сай открыла глаза. Пробормотала:

— С тобой хорошо. Не уходи.

И снова впала в забытье.

— Не уйду, — шептала Паола, — ты давай только держись, живи.

Бабка наконец-то принесла отвар, Паола приподняла Сай, усадила, пристроив ее голову себе на плечо. Вдвоем удалось напоить, почти не разлив. Снова уложили, укутали, только теперь шаманка нашла ладонь Паолы, вцепилась в нее своей и не отпускала. Паола гладила горячие пальцы и думала: Всевышний, я разучилась молиться, я сама не знаю, каких богов прошу, да мне все равно каких, лишь бы помогли. Так нельзя, это неправильно. Но дикари не верят в Небесного Отца, станет ли он помогать? А боги степняков послушают ли чужачку? Прости меня, Господи, но мне все равно, кто услышит меня сейчас, лишь бы помог.

Ночь промелькнула, как одно мгновение — Паоле подумалось даже, не сдвинула ли Сай время своим шаманством. Бабка откинула занавеску, впуская внутрь предрассветно тусклый, почти еще призрачный день. Оглядела шаманку, пощупала лоб и запястья, задумчиво пожевала губами.

— Что, плохо? — испугалась Паола.

— Хорошо, — успокоила лекарка. — Совсем хорошо, как поворожил кто. А вот ты совсем зеленая. Ложись-ка спи.

Паола не стала спорить: и впрямь измоталась так, что аж перед глазами плыло. Пристроилась рядом с Сай и провалилась в глубокий, почти мертвый сон. Но ладонь шаманки так и не выпустила из своей.

Разбудили голоса — и острое, до паники, ощущение опасности. Паола дернулась. Вскочить не получилось: Сай во сне обняла ее, прижалась. По счастью, нескольких мгновений хватило Паоле, чтобы прийти в себя и замереть, прислушиваясь.

К лекарке пришел вождь. Вернее — как поняла Паола, поборов панику и вникнув в разговор, — пришел-то он как раз к шаманке. Вчерашние безобразия напугали людей в становище. Вид обожженной, не то спящей, не то впавшей в беспамятство Сай вождя, само собой, не успокоил. Выслушав рассказ Таграна о багровых облаках и вчерашнем шаманстве и уверения лекарки, что Сай скоро очнется, вождь пообещал зайти вечером и наконец-то ушел.

Паола перевела дух. Напомнила себе: я его не боюсь. Мне вообще на него плевать. И пусть радуется, что убивать не умею.

— Проснулась? — буркнула бабка. — Я думала, до вечера проспишь.

Паола покосилась за полуоткинутую занавеску. Полдень? Призналась:

— Гость разбудил. — Не удержалась, спросила: — Чего он боится? Все ведь уже хорошо? Или нет?

— Мы не знаем, хорошо или плохо, — ответила лекарка. — Сай проснется, расскажет.

— Ей лучше. — Паола пощупала лоб шаманки. — Жар совсем, кажется, спал.

Сай пробормотала что-то во сне и перевернулась на другой бок. Теперь Паола могла встать, не потревожив подругу.

Она все еще ощущала себя усталой и разбитой. Пригоршня холодной воды в лицо помогла окончательно прийти в себя. Теперь Паола заметила, что бабка Тин-лу тоже не на шутку встревожена.

— Бабушка? Что плохо, объясни?

Лекарка вздохнула, подсыпала в жаровню пригоршню сухой травы, разогнала ладонью дым. Пристроила в угли кружку с отваром — томиться.