я знаю, что ты всегда считала меня дурой. Но когда мы с Галлием впервые оказались наедине в нашей собственной комнате над таверной, я думала, что умру от счастья.

Амара никогда не могла понять, почему Бероника так предана Галлию, которого она в лучшем случае находила тупым и неприятным, а в худшем — зловредным и жестоким, но, слушая Беронику, Амара не испытывала ни малейшего желания посмеяться над ней. В конце концов, что бы Бероника подумала о Филосе?

— Это чудесно, — говорит она. — Надеюсь, он всегда будет тебя достоин.

— Я в этом уверена. И видела бы ты его в таверне! Он как будто рожден для того, чтобы продавать вино! Само заведение небольшое — там и посидеть-то особенно негде, — но мы столько выгоды приносим Феликсу.

Бероника слегка поправляет волосы под вуалью, приглаживая их сзади. Этот жест Амара помнит еще со времен борделя.

— Если честно, то Галлий все еще немного ревнует. Он впадает в дурное настроение, если клиенты ведут себя чересчур дружелюбно. Знаешь, он хочет дать мне другое имя — теперь, когда он мой хозяин, он может это сделать. Тогда, говорит он мне, если какой-нибудь мужчина назовет мое новое имя, я сразу же вспомню, кто дал его мне и кому я принадлежу. Но потом мы подумали, что Феликсу это не понравится.

— Может, оно и к лучшему, — произносит Амара, для которой подобное собственничество со стороны Галлия имеет мало чего общего с нежной привязанностью. Она думает о Руфусе и о его контракте. — Феликс что-нибудь говорил тебе, когда продал Галлию?

Бероника качает головой:

— Феликс никогда мной не интересовался. К счастью.

Амара вспоминает их прошлую встречу с Бероникой, когда она не смогла спасти ее, и берет подругу за руку:

— Я так рада, что теперь ты в безопасности. И я жалею, что у меня не было денег, чтобы вытащить тебя оттуда до всех этих событий. Я сделала это не потому, что люблю Викторию больше тебя, надеюсь, ты это понимаешь. Но я была перед ней в долгу.

— И ты знала, что Галлий обещал мне, — говорит Бероника без тени обиды. — Я сама себе напоминала об этом. Ты, наверное, догадалась, что у него все получится.

Она вся сияет:

— И у него получилось!

Со стороны арены доносится шум голосов — должно быть, на узников выпустили второго зверя. Амара садится прямее и обвивает колени руками.

— Но мне следовало спросить тебя о Руфусе, — говорит Бероника, неверно истолковав перемену в ее настроении. — Тебе тоже так повезло найти своего любимого, да еще и такого богатого!

В ее голосе нет зависти, и Амара знает, что Бероника ни за что бы не променяла своего Галлия и маленькую закопченную таверну даже на самого богатого патрона Помпеев.

— Мне очень повезло.

— И ты любишь его?

На секунду Амаре хочется рассказать ей все. Она представляет, насколько легче ей станет, если она поведает Беронике о Филосе, перечислит все его достоинства, объяснит, что она прекрасно понимает, каково это — любить кого-то всем сердцем. Но рисковать его жизнью и своей свободой ради небольшой сплетни — это немыслимо.

— Конечно, — отвечает она. — Руфус очень щедр, я и надеяться на такое не могла.

— А Виктория нашла себе мужчину?

Амара качает головой, и Бероника кривит губы:

— Я до сих поверить не могу, как мерзко Феликс поступал с ней и почему она вообще мирилась с этим.

— У Феликса есть иная сторона; он может быть очень обаятельным. Думаю, он это использовал в общении с Викторией.

— Ну, я в нем вот ни столечко обаяния не видела, — содрогнувшись, отвечает Бероника. — Галлий сказал мне, что, если бы Феликсу не было настолько выгодно командовать свободным человеком, он бы никогда его не отпустил.

— Значит, Галлий его не любит?

Теперь у Бероники встревоженный вид.

— Я этого не говорила. Он усердно трудится на него. Мы оба стараемся.

Амара думает о том, насколько прилежно Филос работает на Руфуса, и понимает, что это ничего не значит.

— Может, возьмем вина, пока дожидаемся поединков?

Они подходят к одной из лавок, Амара оплачивает обе чарки. Вино горькое и разбавленное, но от него у Бероники язык развязывается еще пуще. Она в восторге от того, что у нее появился слушатель, который не смеется, когда она рассказывает о Галлии, и едва успевает переводить дыхание. Амара чувствует, как постепенно теряет нить беседы, пока Бероника трещит о его подарке на распродаже, о том, как он хочет сыновей, о его потрясающей выносливости в постели. У Амары больше нет желания делиться своими чувствами к Филосу. Вместо этого у нее появляется неприятное ощущение, что даже Бероника осудила бы ее. Амара выбрала себе любовника такого низкого положения, настолько униженного, что его и человеком назвать трудно. Юридически он не личность. Все те качества, которые она любит в нем, которые ставят его выше Галлия во всех отношениях, не имеют никакого значения, потому что он раб. Ей больно думать о том, какая пропасть разделяет то, что видит она, и то, что видят остальные. Единственным человеком, который бы точно понял ее чувства к Филосу, была Дидона.

— Наверное, после смерти Дидоны в борделе было очень тяжело, — говорит Амара, когда у Бероники наконец иссяк хвалебный поток в адрес ее унылого супруга. — Я знаю, ты любила ее.

От печали, отразившейся на лице Бероники, Амаре даже становится немного легче: по крайней мере это доказывает, что по Дидоне очень скучают.

— Это было страшное время. Она была самым добрым человеком из всех, кого я только знала.

Обе какое-то время молчат, прежде чем Амара задает вопрос, который мучил ее весь день:

— Кажется, никто не знает, что Феликс сделал с ее телом. Ты никогда не спрашивала у Галлия, где он ее похоронил?

Бероника выглядит смущенной.

— Во второй раз, когда я поинтересовалась об этом, он пригрозил ударить меня, — отвечает она. — А Галлий так делает, только когда очень, очень злится, поэтому я больше не спрашивала.

— Но Феликс должен был ее похоронить, ведь так? — говорит Амара, не желая думать о том, как Галлий тиранит Беронику. — Даже он не стал бы бросать ее в канаве.

— Нет! — восклицает Бероника, качая головой. — Точно нет. Даже Феликс не поступил бы так. Он просто подонок и поэтому не хочет говорить.

Обе сидят и думают о человеке, который причинил им столько боли. Амара думает о его недавнем обещании забрать ее себе и о том, сколько усилий потребуется для того, чтобы этого избежать.

— Ты хочешь вернуться обратно? — спрашивает Амара. — Наверное, диких зверей уже увели.

— Только если ты готова! — Бероника живо вскакивает на ноги. — Я бы не хотела пропускать все, Галлий потом захочет обсудить