Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посмертный забор спермы – это единственный способ для женщин приблизить реальность к идеалу жизни, который оказался недостижим из-за смерти жениха.
В случае Феликса преимущество будет на стороне дяди Руфуса, если Сэди не предоставит убедительное доказательство того, что Феликс хотел бы стать отцом при подобных обстоятельствах. Во многих штатах дядя Руфус, который является единственным родственником Феликса, будет считаться доверенным лицом для принятия медицинских решений. (Тем не менее законы отличаются. Некоторые штаты признают доверенным лицом сожителя или даже близкого друга. В каких-то штатах дядя считается слишком дальним родственником, чтобы принимать медицинские решения.) Чтобы выиграть суд, Сэди, вероятно, придется убедить судью, что дядя Руфус (которым, возможно, движет жадность) пренебрегает гипотетическими желаниями Феликса. В ситуациях, когда точные желания пациента неизвестны, а близкие люди умершего находятся в раздоре, суд вряд ли даст разрешение на процедуру.
Александр – 49-летний мужчина, который приезжает в известную учебную больницу для операции по пересадке сердца. На время ожидания трансплантата его подключают к аппарату вспомогательного кровообращения, который, по сути, представляет собой искусственное сердце размером с маленький холодильник. Пока Александр ждет трансплантат, у него случается обширный инсульт.
Врачи говорят Кэти, жене пациента, что еще ни один пациент, перенесший настолько тяжелый инсульт, не приходил в сознание и что Александр больше не является кандидатом на трансплантацию. Они хотели бы отключить аппарат вспомогательного кровообращения и позволить природе взять свое. Врачи также упомянули, что Александр занимает место в отделении интенсивной терапии, которое отчаянно необходимо другим пациентам, и что уход за ним обходится системе здравоохранения в 10 тысяч долларов в сутки. Они знают, что Александр может прожить много лет на аппарате вспомогательного кровообращения и других, которые и сейчас помогают ему выжить: аппарате ИВЛ и диализа.
Кэти отвергает предложение врачей. «Я понимаю, что у него нет шансов на выздоровление, – говорит она, – но Александр всегда верил в реинкарнацию. Важнее всего для него было умереть в правильный момент, чтобы душа вернулась на землю в том теле, которое было для нее предназначено. Для него это означает оставаться подключенным к аппаратам, пока работа мозга полностью не прекратится, даже если на это уйдут десятилетия. Я должна уважать его желания».
Следует ли врачам обратиться в суд, чтобы добиться отмены решения Кэти?
Размышление: опасные решения
С 1970-х по 1990-е годы большинство конфликтов на тему прерывания жизни было связано с тем, что родственники пациента хотели отключить его от аппарата жизнеобеспечения, а больница выступала против этого. Родственники часто обращались в суд в надежде получить разрешение на то, чтобы их близкий человек умер естественным образом. За последние двадцать лет врачи и родственники поменялись местами: во многих нашумевших конфликтах больницы стремятся отключить пациента от аппарата жизнеобеспечения, ссылаясь на бесполезность лечения, а родственники хотят оставить близкого человека подключенным к аппарату. Одним из самых ранних и нашумевших подобных случаев стал случай Хельги Вэнгли, 86-летней женщины из Миннесоты, находившейся в стойком вегетативном состоянии. Врачи хотели отключить ее от аппарата жизнеобеспечения, но муж выступил против. (В итоге суд принял сторону семьи, но женщина все равно умерла через два дня.) В 2005 году специалист по этике Лаклан Форроу из Медицинского центра Бет-Изрейел сказал «The New York Times»: «Около пятнадцати лет назад как минимум в 80 процентах случаев родственники боролись за право пациента на смерть. Однако сегодня в том же проценте случаев все обстоит наоборот: родственники настаивают на более агрессивном жизнеобеспечении, в то время как врачи и медсестры считают это неправильным». Такие истории обходятся системе здравоохранения чрезвычайно дорого. Последние годы медицинского ухода за Хельгой Вэнгли обошлись в 800 тысяч долларов 1991 года, что в пересчете на текущий курс составляет около полутора миллионов.
Мотивы удержания пациентов на аппарате жизнеобеспечения, когда это уже бессмысленно, сильно различаются. Некоторые семьи таят надежду (часто необоснованную), что близкий человек придет в себя. В средствах массовой информации периодически сообщают о таких чудесных исцелениях. В день, когда семья 56-летней женщины из Небраски Тери Робертс планировала отключить ее от аппарата ИВЛ, пациентка с синдромом токсического шока вышла из «запредельной» комы. Жертва автомобильной аварии Терри Уоллис очнулась в 2003 году, проведя в коме практически двадцать лет. Канадка Энни Шапиро впала в кому в 1963 году в день убийства Джона Ф. Кеннеди и внезапно пришла в сознание в 1992 году! Некоторые семьи понимают, что состояние их близкого человека не улучшится, но отказываются отключать его от аппарата жизнеобеспечения по религиозным или культурным причинам, как это произошло в случае Александра. Его прогноз на выздоровление не имеет отношения к процессу принятия решения его женой.
Законы штатов различаются относительно того, могут ли больницы пренебрегать желанием родственников в подобных случаях.
КОММЕНТАРИЙ ЮРИСТА РФ
В России эвтаназия запрещена, и родственники не имеют права принимать решение о дальнейшем лечении пациента. Это может делать только врач и врачебная комиссия.
Техас предоставляет больницам наибольшие полномочия в этой области. В соответствии с Законом о предварительных распоряжениях 2009 года, более известным как Техасский закон о бессмысленной помощи, врачи имеют право отключить пациента от аппарата жизнеобеспечения, если дальнейшее лечение будет признано бессмысленным, но для этого должны быть соблюдены определенные процессуальные гарантии. Среди первых пациентов, к которым был применен этот закон, был младенец Сан Хадсон и неизлечимо больной раком Тирхас Хабтегирис.
Конфликтов вроде того, что произошел между женой Александра и врачами, часто можно избежать. Если бы медицинский персонал больницы заранее обсудил с парой четкие обстоятельства, при которых будет отключен аппарат жизнеобеспечения, и озвучил суммы, которые уходят на поддержание жизни пациентов без какого-либо прогноза на выздоровление, то вполне возможно, что Александр согласился бы с врачами. Однако больница могла вообще не предлагать ему аппарат вспомогательного кровообращения. Подобные этические вопросы всегда лучше решать заранее, а не тогда, когда трагедия уже произошла.
Морг городской больницы служит анатомической лабораторией для расположенной неподалеку медицинской школы. Каждый год десятки умирающих пациентов больницы – часто это врачи и медсестры на пенсии – соглашаются пожертвовать свои тела для проведения вскрытия студентами-первокурсниками.
Перепутанные тела в морге не так страшны, как перепутанные младенцы в родильных домах.
Доктор Скарпетта, главный патологоанатом, уходит в декретный отпуск. Пока она отсутствует, моргом руководит ее ассистент, доктор Минорет. Вернувшись, Скарпетта проверяет работу доктора Минорета и обнаруживает, что произошла ужасная ошибка: тело пациента Джеда, которое должны были направить родственникам для кремации, направили в анатомическую лабораторию для вскрытия, в то время как тело Бада, предназначенное для лаборатории, направили в похоронное бюро. Ошибка произошла более трех месяцев назад, и тело Джеда уже забальзамировали формальдегидом и анатомировали. Тело Бада, вероятно, кремировали. Доктор Скарпетта опасается, что если морг признается в неисправимой ошибке, то члены семьи усопших испытают ненужный и, скорее всего, очень сильный стресс. Если она скроет ошибку и изменит записи, родственники никогда ни о чем не узнают.