Акатош убил.

Рядом судорожно вздохнул Зар, и я обреченно открыла глаза. С изумлением оглянулся на нас Ирдан, начавший, видимо, что-то соображать.

Акатош стоял у самого края рассыпанных по арене тюльпанов, тяжело опершись на окровавленное копье. Он как-то разом поблек, побледнел, голова опустилась на грудь, и растрепавшиеся черные пряди закрыли его лицо. Копье выпало его из его рук, и он поднес ладони, на которые попали капли крови, к самому лицу. Пошатнулся, но выстоял, помедлив, двинулся было к куче оружия, которая так и валялась на середине поля, но стража не позволила ему этого сделать. Его, почти бессознательного, подхватили под руки и отвели в огороженный решеткой закуток.

– Он – не человек, – выдохнул Зар, будто сам себе не веря.

Я повернула к нему залитое слезами лицо.

– Все тут не люди.

– Ты права.

Ирдан прошипел мне это едва слышно. Его змеиные глаза зло щурились

– Это и есть бог? Акатош?

Я кивнула.

– Понятно.

И он… Просто отвернулся. Не встал, не предпринял ни единой попытки что-то сделать.

– Ты ничего не сделаешь? – выдохнула я.

– Если он действительно бог, то ему ничего не стоит дойти до конца, а потом решим все, что нужно, – пожал плечами этот гад.

– Он человек, не бог сейчас! Простой человек! Ты же все знаешь! Останови все это, сделай что-нибудь, вызволи его оттуда! Прошу… Умоляю! Я сделаю все, что ты скажешь, только хоть что-нибудь… Пожалуйста!

На нас уже оглядывались, но мне было плевать. Я смотрела в змеиные злые глаза, заливаясь слезами. Сейчас мне было плевать и на грим, и на всех, кто с недоумением оборачивается на нас.

– Хорошо, если успею, – наконец спустя вечность прошипел Ирдан.

– Спасибо, спасибо! Я… – я бы кинулась ему на шею в этот момент и призналась бы ему в любви – настолько я не ожидала от него согласия. Но он уже мягко, незаметно ускользнул с трибуны. А я тогда что тут делаю? Надо за ним! Надо увидеть Акатоша, поговорить с ним!

Только вот Зар был очень против моей идеи.

– Сиди тут. Ты выглядишь очень приметно, у тебя краски потекли... Не вставай, не привлекай внимания, смотри на арену – тобой и так заинтересовались несколько змеюк. Ирдан успеет.

Он успокаивающе похлопал меня по плечу, параллельно крепко вцепившись мне в локоть и советуя не делать глупостей.

Минуты текли очень медленно. Но вот загремели барабаны, предвещая последний бой. Тихо, размеренно, а потом все громче и резче. С каждым новой волной барабанного боя я нервничала все сильнее и сильнее. Получится ли у Ирдана что-то сделать? Только бы Акатош не вышел, только бы не вышел…

Барабаны забили сильнее, чаще, чтобы затихнуть на мгновение.

Пятерых мужчин подвели к решетке. Ирдан не успел.

***

То, что чувствовал Акатош, не могло бы сравниться ни с чем, что когда-либо испытывали люди. Кровь, красные цветы, хрипы, визги, азартные крики людей, радость от смерти другого, себе подобного – все это проникало в разум бога капля за каплей, как яд. Он пробовал отрешиться, не видеть, не слышать, не думать, но получалось плохо. Все это пробуждало в нем давно забытое естество.

С каждой минутой боя самоконтроль давал сбой. Краснее становилось в глазах, громче бился пульс где-то в горле, кружилась от сладкого запаха крови голова. Кровь… Мертвая рука, перепачканная алым, скользнула по колену Акатоша, когда труп, как мешок с капустой, взваливали к остальным, на деревянный помост рядом. От этого мёртвого прикосновения передернулись дрожащие пальцы Акатоша, но радостно взревело что-то жаркое, темное в глубине души.

«Убью! И я хочу! Хочу! Хочу!» – визгливо стучала в голове бога безумная мысль. Жар в груди становился нестерпимым. «Потерпи, нельзя! Терпи!» – уговаривал себя Акатош, но чем больше времени он находился в этом адовом закутке, рядом с трупами, рядом со смертью, тем меньше понимал значение тех слов, которые сам себе говорил. «Терпи? Зачем? Убить! Чтобы лилась кровь, чтобы сыпался прах!».

Когда Акатоша выпустили на арену, он уже не был собой. Сейчас он не думал ни о своем обете, ни о Хен, полностью поддавшись своему прежнему естеству. Если бы в нем оставалась крупица его силы, его сущности, то он бы, несомненно, нашел бы в себе силы справиться со своими желаниями, но – увы. Он сейчас был слабым человеком с крошечными отблесками истаявших археев.

Красные цветы пахли кровью – так сладко! Акатош полной грудью вдохнул этот запах и жутко улыбнулся, кровожадно оскалив зубы. Он уже и не помнил, кто он, что он здесь делает, не помнил он и о своем клинке, который ждал его в куче смешного и такого ненужного оружия. Зачем оно? Желание уничтожить затопило сознание Акатоша, и противиться ему не было сил. Он с рычанием, голыми руками бросился на человека, который пах болью и яростью – так знакомо! С удовольствием маньяка вцепился ему в горло, сжимая изо всех сил, ощущая, как бешено колотится пульс умирающего. Стражники, которые старались оторвать Акатоша от жертвы, были всего лишь досадной помехой. Ударить, вырвать из рук копье, принять стойку, ощущая, как разгоняется в предвкушении сердце.

Акатош смотрел на хрипящего человека и упивался властью над его жизнью, упивался счастьем убийцы. Взмах копья – и все было закончено. Рванулась из разорванного горла кровь, заливая растоптанные и смятые цветы.

Насладиться почти позабытыми ощущениями не вышло. Ярость, до этого радостно клокотавшая в груди, испарилась без следа. Жуткая, почти смертельная слабость подкосила ноги, и Акатошу пришлось опереться на залитое чужой кровью копье.

Осознание содеянного навалилась внезапно, как-то разом, без подготовки. Бог едва не упал, поняв, что только что случилось. Он был поражен. Почти бессознательно поднес к лицу ладони, с ненавистью и отвращением разглядывая их. Убил! Спустя столько веков, спустя столько перенесенных страданий – убил то, что не имел права убивать.

Вспыхивали в сознании недавние события, ярость, кровавая пелена перед глазами, и от этого становилось так плохо, так страшно, что сил жить, дышать, искуплять просто не было.

Остатки чужого архея, истаяв, растворились в огне гнева. А это значит, что смерть очень, очень близка.

«Ну и пусть», – почти равнодушно подумал он.

Он уже почти не ощущал, как его, подхватив под руки, ведут обратно, в пропахший чужой кровью закуток.

Он едва понимал, что происходит – тело загорелось жаром, мышцы свело судорогой. Краем сознания слышал какую-то возню, шум, ругань неподалеку и не знал, что это Ирдан Верден отчаянно тянул время, стараясь помочь.

Ничего из этого, конечно, не вышло. Акатоша вместе с остальными выигравшими снова оставили у белой разметки. Меч… Взять свой клинок, и тогда, возможно, удастся еще что-то изменить. Вот только сил не было. Едва прогремели барабаны и стражники отдали команду «к бою», Акатош завалился прямо в кучу смятых цветов, теряя сознание. И уже не видел, как метнулись к оружию соперники.