– Это самая удобная формула для оправдания жестокости, – вновь заметил Алеша, исподлобья поглядывая на Нину.

Слащев тряхнул головой:

– Отнюдь нет. Эта формула легко может успокоить разум, но не душу. Разум вообще легко поддается на уговоры. И чем логичнее доводы разума, тем упрямее и неподатливее становится душа.

Генерал-майор взял бутылку и разлил коньяк по стаканам. Поднял свой стакан и посмотрел сквозь коньяк на пламя свечей.

– Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, – проговорил он тихим, уставшим голосом. – Дом, развалившийся сам в себе, падет… Жаль, что эти идиоты не читают Библию. – Он покосился на Алешу и пьяно улыбнулся. – Вот я уже заговорил об общем доме. Право, господа, это закончится тем, что я поступлю на службу к краснопузым.

– Яша, не говори глупостей, – поморщившись, сказала Нина.

– А что? Или они не такие же русские, как мы?

– Они бесы, Яша. Страшные бесы.

– Бесы? Хм… Это верно. Жаль, что нельзя превратить их в свиней, как это сделал Иисус. То-то знатно бы получилось.

Слащев залпом допил коньяк, сунул в рот кружочек лимона и скривился. Затем поднялся из-за стола и, прихрамывая, отошел в угол вагона. Там он долго что-то искал в выдвинутом ящичке комода. Нина посмотрела на его спину и сказала:

– Яша, хватит тебе уж на сегодня.

– Почему? – спросил он, не оборачиваясь.

– Эта дрянь может свести в могилу даже тебя.

Тут генерал обернулся, и Алеша увидел его бледное, покрытое потом лицо.

– Во мне пять немецких пуль, и ни одна из них меня не убила, – отрывисто и сухо произнес он. – И ты думаешь, что меня свалит какой-то дурацкий порошок?

Нина отвернулась от него. Посмотрела на Пирогова и спросила с напускной веселостью:

– Значит, желаете вместе с нами бить красных?

– Желаю! – воскликнул Пирогов, не сводя с Нины пылающих глаз.

– Но способны ли вы на это?

– Смею вас уверить – более чем. Дайте мне шашку и коня и позовите сюда роту краснопузых. Выкошу всю роту до голого места!

– Вы смелый мужчина. И очень… крупный.

Пирогов приосанился.

– Вы не поверите, мадам, но в детстве я не отличался крупными размерами. Даже отставал от сверстников в развитии. Все началось в четырнадцать лет. За один год я подрос на четыре вершка и набрал в весе почти пуд! Вот тогда для меня все и переменилось – сверстники стали смотреть на меня с уважением.

– Ну, вы прямо Илья Муромец! – рассмеялась Нина. – Чтобы такому молодцу наесться да напиться, нужно лишить провианта целый полк.

– Это точно! – захохотал Пирогов. – Пить и есть я здоров!

Слащев вернулся за стол.

– Яша, – обратилась к нему девушка, – налей господину помещику коньяку. Да не жалеючи, до самых краев. Я хочу посмотреть, так ли он хорош на деле, как на словах.

Слащев внимательно посмотрел на Нину, затем, ни слова не говоря, взял бутылку и наполнил стакан Пирогова до самой кромки.

– Ну, господин помещик! – снова весело заговорила Нина. – Готовы ли вы выпить до дна за мое здоровье?

– Еще как! – с энтузиазмом воскликнул Пирогов.

Алеша тронул его за локоть:

– Пирогов, не надо. Вы и так пьяны.

– А ну вас с вашим нытьем! – Пирогов сгреб в пятерню стакан и торжественно поднял его перед собой. – Пью ваше драгоценное здоровье, сударыня!

Запрокинув голову, Пирогов в три больших глотка опустошил стакан. Грохнул стаканом об стол.

– Уф-ф! Хорошо!

– Лихо, – похвалила Нина. – А теперь за здоровье его превосходительства белого генерала Якова Александровича Слащева!

Слащев удивленно покосился на супругу, неопределенно хмыкнул, но и на этот раз ничего не сказал и снова наполнил стакан Пирогова до краев.

– Не пейте, – вновь попросил Алеша. – Вам же самому потом будет плохо.

Пирогов вновь от него отмахнулся.

– Оставьте ваши наставления для итальянца. Русскому человеку от алкоголя нет никакого вреда. Одна только польза.

– Верно, – поддакнула Нина.

Пирогов хлопнул второй стакан. Крякнул и вытер рот рукавом камзола.

– Ну а вы? – обратился Слащев к Алеше. – Вы так и не допили. Если не ошибаюсь, тот тост был за процветание России?

Алеша молча взял свой стакан, секунду помедлил, затем решительно опрокинул его в рот. Минуту спустя в голове у Алеши помутилось, все вокруг застлал какой-то зыбкий, теплый, прозрачный туман. Алеша попытался сосредоточить взгляд на канделябре, но канделябр с шестью пылающими свечами пополз куда-то в сторону, как огромный бронзовый таракан.

«Что это со мной? – испуганно подумал Алеша. – Наверное, я напился. Так вот как это бывает! Все вокруг кружится… И все совсем ненастоящее… Господи, да ведь это сон! Как же я раньше не догадался, что это сон!»

Неожиданно ему стало хорошо. Из тумана вынырнуло бледное, улыбающееся лицо генерала Слащева. Его губы беззвучно шевелились, а откуда-то со стороны нараспев донеслось:

Утомленные зрители

Молча кутались в шубы.

И какая-то женщина

С искаженным лицом

Целовала покойника

В посиневшие губы

И швырнула в священника

Обручальным кольцом…

«Это голос Слащева, – сказал себе Алеша. – А такое ощущение, что поют где-то сбоку. Как же это получается? А, все равно».

И никто не додумался

Просто стать на колени

И сказать этим мальчикам,

Что в бездарной стране

Даже светлые подвиги —

Это только ступени

В бесконечные пропасти,

К недоступной весне…

Басовито подпевая генералу, Пирогов вдруг стал заваливаться на бок, и если бы артист его не подхватил, то непременно свалился бы со стула.

– Похоже, господин здоровяк надрался, – усмехаясь, сказал Слащев. – Уходила ты его, душа моя.

– Он сам себя уходил, – возразила Нина.

На Алешу вновь наполз теплый туман. Он пошатнулся, но тут кто-то сунул ему в руку стакан с чем-то холодным, и Алеша стал пить. Холодная волна освежила рот и приятно прокатилась по пищеводу. Только выпив весь стакан до дна, Алеша понял, что у волны этой вкус крепкого сладкого кофе. В голове у него слегка прояснилось.

– Ну, вы как? – услышал он рядом голос Нины. – С вами все в порядке?

– Д-да, – ответил Алеша.

Он хотел поблагодарить девушку за кофе, но, пока собирался с мыслями, усталый голос Слащева произнес прямо у него над ухом:

– Подите, господа. Я устал от бесед. Да и вам нужно отдохнуть.