Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Жаворонок – это человек, который своим существованием отравляет утренний сон совы. Сова – это человек, который вечером никак не уляжется и доводит несчастного жаворонка, у которого слипаются глаза, до белого каления.
Рина же, по определению доброй Фреды, полная «психушка». Засиживаясь до середины ночи с ноутбуком и гомерически хохоча, она ухитрялась портить кровь жаворонкам. Утром же она опять вскакивала раньше всех и своими воплями приводила в отчаяние сов.
Вот и сейчас, поздним вечером, Рине хотелось бузить. Она разгуливала по комнате, всех будила и интересовалась зловещим шепотом: «Не спится?»
Наконец, объединившись, девчонки шваброй загнали ее в кровать. Рина смирилась, обкрутилась с головой одеялом, чтобы экран ноута не отблескивал, и, выдыхая в проделанное в одеяле окошко, принялась графоманить:
«Они скакали всю ночь. Весь их отряд погиб в схватке с людьми барона Камокля. Утром, когда пал конь, они встретили егеря королевской охоты. А потом из леса показался и сам белокурый король Луи и, милостиво улыбаясь, подскакал к ним. Луиза поняла, что он не забыл их танца в замке Пре де Фрю. Даже то, что ночью они увязли в болоте, в котором с виноватой улыбкой на добром лице утонула ее раненная стрелой няня Фредерика, не уменьшило привлекательности Луизы в глазах молодого короля.
Луиза сделала книксен – самый элегантный книксен в королевстве.
– Позвольте представить вам, Ваше Величество, моего великодушного спасителя! Кавалер ордена Серебряного Шлема, покровитель ордена Летающих Фей, первооткрыватель грозного животного «элефант», владетель всех неоткрытых земель восточнее Гардарики…
– Я знаком с маркизом дю Грацем! Но я не знал, что вы, сударыня, знакомы с ним! – юный король Луи неприязненно посмотрел на изрубленные латы ужасного человека, между пластин которых застрял палец старшего сына барона Камокля, украшенный скромным бриллиантом с перепелиное яйцо».
Рина быстро печатала, позволяя торопящейся череде букв вспыхивать на экране. Молодой король Луи в ее воображении все больше сливался с Сашкой, а маркиз дю Грац приобретал брутальные черты Гамова. Под конец это настолько разозлило Рину, что она выделила весь текст и поверх него жирно напечатала: «Фигушки тебе, а не мармелад!»
Снизу прилетело скомканное полотенце.
– Я тебя убью! – прошипела Фреда. – Ты мне спать не даешь! То ржешь, то сама с собой разговариваешь! Чем ты там вообще занимаешься?
– Э… ничем! Не обращай внимания!
Рина спрятала ноут под подушку. Заснула она быстро, но проснулась меньше чем через три часа. Сна ни в одном глазу. Она оделась и отправилась в пегасню. Ей хотелось посмотреть жеребят, потому что она слышала от Макса, что в январе за средними шнырами будут закреплять собственных лошадей. Пока, разумеется, это будут жеребята, едва вставшие на крыло. Ну а дальнейшее зависит, конечно, от самого шныра. Вырастит из молодого коня друга или их отношения останутся чисто формальными, как с прокатной табуреткой в городском парке, которой все давным-давно надоели.
Рина не была средним шныром, и ей самой жеребенок не светил, но все равно решила на всякий случай приглядеть кого-нибудь. Мало ли: вдруг жеребенок выберет именно ее? Говорят, такое случается, а с выбором жеребенка считаются все. Союз шныра и его коня неразрывен.
Конечно, Рина осознавала, что иметь и пега, и гиелу – малость жирновато, и дружить между собой они вряд ли будут, но все равно решила попытать счастья.
С Риной увязался разбуженный по дороге Сашка. По пути он подбирал палки и подшибал елки. Сашке нравилось, как они, возмущенно вздрагивая ветвями, роняют тяжелые снежные хлопья. Особенно Сашка радовался, когда снежная шапка падала на голову Рине. Это означало, что он правильно рассчитал место падения снега и скорость движения.
«Интересно, а Гамов тоже так развлекается? Или он малость перерос этот уровень?» – подумала Рина, когда вместо снега ей свалилась на голову палка. Про Гамова она вспоминала в последнее время регулярно и мысленно сравнивала его с Сашкой. При этом часто сравнения выходили не в Сашкину пользу.
Отвлекая Сашку от елок и палок, Рина заговорила с ним о жеребятах. О том, что Сашка тоже может приглядеть себе кого-нибудь. Заранее. Мало ли как сложится.
– Да я-то да! А ты, конечно, попытаешься оттяпать себе жеребца! – заявил Сашка.
– Почему? – спросила Рина.
– Ну не знаю… Сколько я вижу, девушки обычно выбирают жеребцов. Хотя кобылы и умнее, и послушнее, и дури в них меньше. Ул, например, выбрал кобылу.
– И что? В Азе мало дури?
– Ну Аза – да, с фокусами, но все равно жеребец был бы не лучше.
– Вот и выбирай себе кобылу! В юбке, – брякнула Рина.
Последнее добавление выскочило само собой. Рина спохватилась, но поздно. Она думала, Сашка обидится. Но он не обиделся.
– А я уже выбрал. Правда, юбок она не носит. Она их терпеть не может, – ответил он.
Они подошли к пегасне. Сашка, толкнувший плечом тяжелые ворота, насторожился и поднес палец к губам.
– Тсс! Слышишь?
Рина напрягла слух. К привычным звукам пробуждающейся пегасни, лошадиному фырканью и звяканью нетерпеливо толкаемых кормушек добавилось нечто новое. Казалось, где-то близко волк рвет зубами подушку. Рина подкралась к деннику, из которого доносился звук, и, держа руку у льва, осторожно заглянула сквозь решетку. В пустом деннике Эриха толстым голосом рыдала Наста. Рину она не замечала.
Все тут осталось так, как перед последним нырком Эриха. Денник не успели почистить. Вот следы навоза на подстилке, а вот консервная банка на веревке, с охотничьей дробью внутри. Банку подвесила Яра, потому что Эрих, запертый в пустом деннике, начинал дурить, тосковать, у него портился характер. А тут скучать некогда: толкаешь мордой банку и месяц за месяцем пытаешься понять, что же там внутри и откуда берутся звуки.
Страдание Насты казалось особенно сильным, потому что Эрих даже не был ее конем. Да, она седлала его, иногда проезжала, иногда чистила, но это же делали и другие. А плакала одна Наста. И плакала тайно.
Рина подала Сашке знак, чтобы он не подходил. Сама на цыпочках отошла к воротам, подняла и уронила пустое ведро. В деннике затихло. Через минуту, когда Рина и Сашка стояли возле жеребят, к ним подошла Наста, немного хмурая, но в целом обычная.
– Лошадят глазеете?.. А я тут гамно выгребаю… Вот этот с белой полосой на морде ничего – шустрый. Всех гоняет, и крылья пропорциональные. Редко так бывает: обычно они или вымахают, или отстают. Он от Гульды.
– А папашка кто? – спросила Рина.
– Разве непонятно кто? Я! – сказала Наста. – Ну и частично Зверь. Отличный жеребчик этот Гульденок, но лезет куда не просят. Опять вчера у него шуруп из копыта доставала.
Сашка ценил скрупулезную точность.